Аризона на троих. Самый быстрый

От такого невольного сравнения Генри обиженно шмыгнул носом, оглядел свой измятый и пыльный костюм. Попытался отряхнуться, - пыль летела из короткого сюртука облаками, но меньше её не становилось. Бросив тщетные попытки, он умылся и наполнив водой котелок и кофейник, поднялся к костру.

Девушка о чём-то так увлечённо беседовала с аризонским грубияном, что Генри почувствовал неожиданную и необъяснимую обиду на неё.

– Алисия, – досадливо окликнул он. – Куда поставить воду?

– Так вас Алисией зовут? – спросил Джед.

– Ну вот, – иронично усмехнулась девушка, протягивая руку за котелком. – И суток нашего знакомства не прошло, как вы наконец-то узнали моё имя.

– Я не любопытен, – пожал плечами аризонец.

– Это заметно. – Алисия пристроила на огне котелок, отвернула голову от потянувшегося в её сторону дыма.

Чувствуя, что остаётся вне разговора, Генри присел на лежащий у костра ствол сухого дерева. Он двое суток думал, как подступиться к этой строптивой девчонке, а самонадеянный аризонец решил, что сумеет заарканить её с первого раза.

Генри криво усмехнулся… Ладно, пусть попробует. Этот Джед, несомненно, быстрый стрелок, но в словесных поединках можно дать ему фору. Пусть поговорит.

Джед пристроил рядом с котелком кофейник, сел в песок у костра, по-турецки сложив ноги.

– Отец не ищет вас?

Прежде чем ответить, девушка села на плоский валун, поворошила палкой угли в костре.

– Я сказала ему, что уезжаю к тётушке. У неё ранчо на границе с Мексикой, неподалёку от Ногалеса. Все сроки уже минули и теперь он наверняка знает, что меня у тётушки не было. К сожалению, это не первое моё исчезновение из дома. Надо признаться, я и раньше заставляла его волноваться.

Генри решил, что самое время увести разговор в другое русло, туда, где этот аризонский грубиян почувствует себя неловко и будет вынужден помалкивать.

– Выходит, когда вы были в Европе, – спросил он. – Ему было спокойнее?

Алисия ответила не сразу – смотрела вдаль так долго, что Генри и Джед вынуждены были проследить за её взглядом.

В узкую щель между горизонтом и плоской лиловой тучей пробивался последний луч солнца, заполняя сочным красно-оранжевым светом длинные косые полосы между тенями кактусов и скал.

Закатный свет лежал не только на земле: он отражался в облаках, застревал в густых иглах кактусов чойя, очерчивая их светящимся контуром, а порой будто висел золотистой пылью в воздухе. Даже тень от небольшого валуна тянулась на несколько ярдов, а тени огромных сагуаро дотягивались почти до самого горизонта и именно там, у слияния этих теней остановился взгляд Алисии.

– К сожалению, это правда, – наконец, вздохнула она. – Я никудышная дочь.

– Я тоже в прошлом году был в Старом Свете, – как бы невзначай бросил Генри, переводя взгляд от горизонта к девушке.

Алисия охотно откликнулась на новую тему.

– Где именно?

– Лондон, Париж, Мадрид.

Глаза девушки загорелись неподдельным интересом.

– В Старом Свете много прекрасных городов, но Мадрид – моя особая любовь.

– Почему именно Мадрид?

– Это родина моих предков. Я ведь испанка.

– Вы хотели сказать – мексиканка.

– Нет, испанка. Мой предок, о котором я вам говорила… – Алисия осеклась, понимая, что едва не проговорилась и, натянуто улыбнувшись, пояснила Джеду: – Я уже начинала рассказывать Генри о нашем древнем роде. Так вот, мой предок, конкистадор Аугусто Азеведо не вернулся в Испанию, а остался жить на этих землях. Женился на индианке, чем вызвал гнев не только своих родителей, но и всех многочисленных родственников. После смерти Аугусто родственники отняли у его жены обоих сыновей и увезли в Испанию, где воспитали их в духе нетерпимости к тому смешению кровей, которое ввёл на этих землях Кортес. Старший сын со временем вернулся в Америку и продолжал жить в замке, построенном его отцом, но с тех пор все наследники рода привозили себе жён либо из Испании, либо брали их из тех проживающих в Мексике древних родов, которые сохранили чистоту испанской крови.

– Слышал я про эти чудачества, – усмехнулся Джед.

– Любовь к родине предков вы называете чудачеством? – в голосе Алисии прозвучало искреннее непонимание.

– Мои родители тоже были переселенцами из Европы. Отец ирландец, мать француженка, а Джед у них американец. Что мне теперь до той Европы, если я вырос в диких уголках Аризоны и Нью-Мексико. Нет, – чем ни мани меня, а с этой земли я никуда не уеду. И страдать по другой земле не буду. А у вас… Я же говорю – чудачества.

– А язык своей матери вы знаете?

– Французский? Ну разве что здравствуйте и до свидания.

– А я знаю английский и испанский в совершенстве. И на французском, кстати, тоже неплохо говорю, и это при всём при том, что Аризону я люблю не меньше вашего. Поэтому я никогда не понимала людей, которые забывают свои корни.

Джед пожал плечами.

– Здесь и понимать нечего – смотреть в будущее всегда лучше, чем в прошлое.