Старик прошагал через весь кабинет и с грохотом захлопнул за собой дверь.
Лариса же спокойно вернулась в кресло, закинула ногу на ногу, свела перед собой пальцы и посмотрела на вошедшую в кабинет горничную:
— Габриэль, выброси это вместе со стаканом, — Лариса указывала на "бурбон". — После чего протри стол и кресло. Обязательно используй антисептик.
И глядя на то, как горничная исполняет приказ, подумала:
"Мне даже немного жаль тебя, старый дурак. И больше всего жаль, что ты растерял свой ум и не понял мой намек: есть те, кому плевать. Плевать на твою силу, на твое положение, на твою власть. Плевать на твое золото. Плевать на те блага, которые ты можешь предложить, потому что в их понимании они ничего не стоят. Их ведет Слово того, кому они верят, и они пойдут на все, чтобы Слово стало Законом. Тебе кажется, что ты способен оседлать этих диких фанатиков? Совладать с ними? Заставить служить себе? Может, тебе кажется, что ты способен их запугать? Вспомни об этом, когда осознаешь, как сильно они тебя презирают. Вспомни, когда, окровавленный, хрипящий от боли, свалишься к ногам орков".
Лариса поднялась, подошла к окну и улыбнулась, глядя на большую надпись, которую дроны нарисовали на стене стоящего напротив дома:
no maNika!
"Сегодня орки хотят именно этого, дядя Сол. А ты не понял, что если орки чего-то хотят — нужно им это дать. Даже если почувствуешь себя ограбленным".
— Ты что, ослеп?
no maNika!
— Что случилось, босс? — недоуменно переспросил помощник режиссера.
— Я тебя убью! — проревел Челленджер, швыряя в парня кружку с остатками кофе. — Ты работу работаешь или себя под столом удовлетворяешь?!
no maNika!
Бобби промахнулся, кружка врезалась в стену и разбилась.
— Черт! — помощник только сейчас заметил в кадре запрещенный лозунг, отчетливо читаемый на развернутом зрителями транспаранте. — Босс, этого больше не повторится!
— Через шесть секунд эфир!
— Уже!
— Пять!
— Делаю!
— Четыре!
no maNika!
Тем не менее вспотевший, покрасневший, напуганный до глубины души помощник успел: в тот момент, когда Бобби произнес роковое: "Эфир!", на транспаранте появилось куда более подходящее: "I love Dick!" А через секунду зазвучал бодрый голос самого знаменитого ведущего Америки:
— Сегодня знаменательный день для всего мира! Наша съемочная группа находится на Пенсильвания-авеню, среди бесчисленного количества американцев, приехавших лично поприветствовать Дика Бартона! Первого стопроцентного пингера! Отважного исследователя океана! Отважного исследователя космоса! Героя планеты!
Каждое представление заканчивалось шумом — стоящие вокруг ведущего люди начинали радостно кричать.
— Сегодня у Дика состоится историческая встреча с Президентом! И мне сообщают, что кортеж героя как раз въезжает в город…
Картинка поменялась на съемку с дрона, и зрители увидели медленно движущийся "Кадиллак", разумеется открытый, из которого Дик приветствовал американцев. Машина была окружена мотоциклистами, дорога — полицейскими. Президент захотел "исторический день", поэтому GS и полиции пришлось изрядно потрудиться, обеспечивая безопасность кортежа, но пока все шло хорошо.
А когда режиссер переключился на видео с дрона, офицеры в штатском скрутили наглых демонстрантов, транспарант упал, но прилепленные на компьютере буквы остались в кадре, и над головами законопослушных американцев сиротливо повисла надпись: "I love Dick!"
Которую помощник режиссера не успел стереть.
— Энди, — устало произнес Челленджер.
— Уже!
Парень бросился исправлять оплошность, а толстый Бобби повернулся к вошедшему в режиссерскую Томази:
— Да, сенатор? — и почесал большое пузо, прикрытое черной футболкой с надписью: "ORChestraTime".
— Что у тебя?
— Не у меня, а у них, — поправил его Челленджер. И сообщил: — Едут.
— Ты режиссер, значит, у тебя, — резанул сенатор. Чувствовалось, что Томази нервничает. Впрочем, кто бы на его месте не нервничал? Сенатора ждал грандиозный триумф, который, вполне возможно, откроет путь в президентское кресло. Его ждала победа над старым врагом, над человеком, которого он ненавидел всей душой и желал уничтожить. Его ждал самый прекрасный день в жизни.
И потому Томази держался нервно и высокомернее обычного.
— У меня они тоже едут, — ровно ответил Челленджер. — Ни торопиться, ни задерживаться процессия не будет, явится к Президенту точно в срок. Когда вы отправитесь в Белый Дом?
— Сразу после нашего разговора.
— Пожалуйста, не забудьте перед встречей вставить в ухо передатчик. И говорите только то, что я буду подсказывать.
— Хорошо, — кивнул Томази, думая о том, что завтра он сотрет наглого толстяка в порошок. А дядя Сол, конечно же, не будет против — мало ли вокруг толковых режиссеров? — Поеду выпью с Президентом по стаканчику скотча перед встречей.
— Передавайте ему привет.
— Кому?
— Президенту.
— Вы знакомы?
— Это я его сделал.
— Что? — поднял брови сенатор, но Бобби отвернулся, давая понять, что не собирается отвечать на вопрос.
Томази пожал плечами, процедил короткое ругательство и вышел.
Челленджер хмыкнул и посмотрел на провинившегося помощника: