Аркадий Бухов

Своим грязным унынием дом напоминал пьяного, который проснулся на заднем дворе и с тоскливой обидой припоминает, кто именно из недавних собеседников выкупал его в луже. Антенны на крыше стояли криво и беспомощно, как остатки частокола на огороде, в котором побывали свиньи. Краска сползла со стен. Около ворот была выбоина, похожая на дупло в зубе старика. И только волнообразные накопления мусора и неподобранного утиля во дворе напоминали о том. что дом широко обитаем.

И вот именно в таком прозаическом доме и произошло то таинственное событие, о котором нам придется рассказать.

Нить этого события начала распутывать председательница санитарной тройки Нина Ивановна Дубник. Речь ее на экстренном заседании правления жакта, созванном по поводу запоя истопника Демидыча, была коротка и деловита.

— В нашем доме, — сказала Нина Ивановна, сверкнув неумолимым взглядом сквозь стекла пенсне, — в нашем доме завелся хулиган. Я это утверждаю от лица домовой общественности.

— Прошу осторожнее, гражданка зубной врач, — несколько официально и обиженно перебил ее управдом Теркин, — не такое сейчас время, чтобы бросаться хулиганами.

— Беру хулигана на себя, — так же неумолимо подтвердила Нина Ивановна. — Что мы имеем? Мы имеем уже четыре пострадавших случая. Пусть жертва из одиннадцатого номера подтвердит мое выступление.

Жертва из одиннадцатого номера не отказалась от подтверждения. Это был сухонький старичок, говоривший с невысказанной болью в душе.

— Я семь лет служу на одном месте, — сказал он, собираясь с мыслями. — А у меня в комнате с потолка каплями капает. И вот на прошлой неделе развесил я выстиранное белье на чердаке — мне приходящая Марья Гавриловна стирала, — и что же вы думаете: все на полу, постаскивали, гады, с веревки, побросали, а по, извините, кальсонам точно медведь лапами брякал — в золе все, и завязки порваны. Разве ж так живут люди? Чистое хулиганство!

Домовая общественность заволновалась.

— Вот вы говорите — белье. Вы изволили сказать — кальсоны, — возмущенно откликнулся экономист из девятого номера, — а лампочки? Лампочки на культурном фронте не ниже кальсон. А кто их вывертывает? Почему это я, человек с высшим образованием, должен, как собака, держаться вечером за перила, когда возвращаюсь в свой семейный уют? Уважаемая Нина Ивановна дважды права: в нашем доме есть хулиган.

— Есть еще и жертвы, — по-прежнему неумолимо вставила Дубник и обвела собрание торжествующим взглядом. — Пусть они обменяются мнениями.

— Я не жертва, раз вы на этом настаиваете, — поднялся жилец из двадцать первой квартиры, — но, поскольку дело идет о проявлении социального бандитизма… Прошу слова к ведению заседания!

— Вы его заимели, — кивнул председатель жакта Теркин, — закругляйтесь и продолжайте.

— Раз. говорю я, — продолжал жилец из двадцать первой квартиры. — мы должны быть, как один, против проявлений. то я должен заявить, что у меня ежеутренне прут газету. Она торчит из ящика, и ее прут. Непосредственно после втыкания письмоносцем.

— А почему у меня не прут? — нахмурился секретарь правления.

— Не вьшисываете печатного слова, потому и не прут.

— Мало ли что не выписываю. Вы мне на голову не садитесь. я не вам подчинен. Вставали бы пораньше и брали вашу газету.

— Я встаю, когда хочу. Я встаю поздно. Я голый не могу выходить на общественную лестницу, по которой дамы ходят.

— Вы бы на пианинах меньше играли, — едко вступилась жилица из девятнадцатого номера. — Я не какая-нибудь, я все слышу. Вы думаете, если вы кресло ночью катаете либо в десять ног танцы разводите, так я уж не слышу, что у меня над головой делается? Необразованная, мол, не услышит. Так я вас насчет газеты понимать должна? Газета! Для вас все — газета, а кто за слова отвечать будет? Я без газеты проживу, а со словами я жить не желаю. Я… меня… дети…

— Какие слова, гражданка? — хмуро спросил Теркин. — Закругляйтесь.

— Пусть лучше они, хулиганы, не закругляются. Слова обыкновенные. Дверные. Как утром открываешь дверь, а на ней слова… Пишут.

— Какие слова, гражданка?

— Какие надо, такие и пишут. Мелом.

— Довольно. Это не я говорю, а домовая общественность говорит: довольно! — решительно вмешалась Нина Ивановна. — Подведем теперь итоги и цифры. Что мы имеем на сегодняшний день в доме семь — пятнадцать по Яловому переулку? Мы имеем социально опасное вывертывание электроприборов с лестницы, мы имеем покражу периодических органов, не считая организованной сброски белья советских граждан на общественном чердаке, и ко всему этому писание мелом, которое нельзя не рассматривать как выпад. В доме семь — пятнадцать есть хулиган, как некоторые из нас сигнализировали. Каким взглядом смотрит want председатель товарищ Теркин на хулигана? Никаким. Он умывает руки в этом вопросе. Он не борется. Но хулиган должен быть выявлен. Я предлагаю для выявления этого позорного явления избрать Григория Марковича из одиннадцатого номера, вот эту гражданку, которая выступала со словами, меня и…