Аркадий Бухов

— Еще бы. Он тебя, как курицу, за шиворот выкинул бы, — радуется своему превосходству жена и для усиления впечатления добавляет: — С четвертого этажа.

— Это и я могу кое с кем сделать, — хмуро вскидывает муж и, боясь, что осторожный намек может остаться непонятым. поясняет: — С тобой, например… И вообще нам с тобой надо серьезно поговорить…

— Пожалуйста, пожалуйста… Только бросьте этот ваш тон… У меня он есть тоже. Вы с женщиной разговариваете…

— С женщиной, — плохо веря в свое сомнение, но все сомневающимся тоном говорит муж, — разве женщина может побежать в восемь часов утра на кухню и приказать Даше, чтобы она принесла мне кофе не в столовую, а в кабинет…

— Женщина все может. — афористически замечает жена. — Она может также плюнуть на негодяя и уйти совсем…

— Пусть она сделает, и негодяй будет очень доволен. Скатертью дорога. Двумя скатертями.

— Договорился! — зловеще резюмирует жена. — Ну, что же… — И сразу начинает плакать. — Боже мой! — с тихим хрустом поламывает она руки. — И это после всех слов… Жену, как бесполезную старую кошку, выгонять из родного дома…

Муж уходит в кабинет и тоже изредка смахивает слезы. Так разговаривают они через каждые три-четыре дня. Осенью, когда раздражены все, — чаще.

И все-таки живут. Проходят недели, месяцы.

* * *

Жена начинает заходить домой переодеться, поссориться с прислугой и позвонить к портнихе. Муж. желая показать, что он домосед и что не он разбивает семью, приходит утром на цыпочках, выписывает еженедельный журнал с приложением и покупает халат, который так долгое время и висит, чистенький, ненадеванный, с магазинным ярлыком на стеганом воротнике.

Жизнь становится еще тяжелее. За случайным совместным обедом горничная докладывает:

— Вам, барыня, барин звонили, а вам — барыня.

Оба прекрасно понимают, что речь идет о Ныряеве и небезызвестной обоим Пальковой, но оба хмуро смотрят на горничную.

— Идите. Что за привычка с разговорами лезть…

Иногда в тишину омертвевшей квартиры врывается резкий телефонный звонок, и жизнерадостный мужской голос, натыкаясь на мужа, весело спрашивает:

— А что, Нина дома?.. То есть г-жа Нуруева… Скажите, что спрашивает Боря.

— Сейчас, сейчас, — зловеще отвечает муж. — Я передам… Боря, говорите? Сейчас, Боря…

В промежутке между его и комнатой жены, куда он несет этот вызов, как остро отточенный каменный топор, желая сейчас же пустить его в ход, — навстречу выходит жена.

— Тут тебе повестку принесли, — с худо скрытой радостью говорит она, — квартирный налог. И странно… На имя некой Пальковой, а послали тебе… С посыльным.

— Это ошибка, — мутно врет он и сразу спохватывается. — А там тебя Боря дожидается у телефона… Это хуже. Беги, не опоздай…

К вечеру расходятся. Оба знают, кто куда идет, но каждый вызывает горничную в коридор и говорит настолько громко, что та боязливо пятится к дверям.

— Я иду в театр… Так и передайте барыне…

— Я иду к Чикаревым, — доносится через две минуты, не менее громко из передней, — если барин спросит…

И так живут. У человека не человеческое, а муравьиное терпение.

К одному из последних разговоров готовятся долго и с ужасом. Жена пьет очень много валерьяновых капель, часто подбегает к зеркалу и густо пудрит нос. Муж ходит широкими шагами по кабинету и, наконец, решительно махнув рукой, идет в столовую.

Уже выходя из своей комнаты, жена начинает быстро шептать сливающееся в одно:

— Я не могу… Я не могу… Я не могу…

И вместо ожидаемых криков муж. услышав это из столовой, отвечает кротко:

— И я не могу. Будет.

— Будет! — эхом отзывается жена.

Тут наступает тяжелая минута. Нужно выяснить, кто из них больше, чем другой, не может. На стороне того и право предъявлять требования. Собственно, никому их предъявлять не нужно, но тогда каждый может считать себя тихим страдальцем, и другому станет совестно.

У жены начинают дрожать уголки губ и в левом глазу поблескивать водянистое пятнышко.

— Мне от вас ничего не нужно… — нарушает она дрогнувшим голосом молчание.

Мужу становится неудобно. К нему быстро возвращается вежливость, холостое джентльменство, и, с клубком в горле, он отвертывается к окну и настаивает:

— Может быть, я вам могу быть чем-нибудь полезен, когда вы… Когда вы… Одним словом, если вам нужны деньги…

— Мне ничего не надо… У меня есть семьдесят два рубля и мелочь. Если бы вы могли…

— О, конечно… Когда и сколько угодно…

Соответствующее характеру молчание.

— Может быть, вы уступите… мне… розовые портьеры из столовой. Я к ним очень привыкла…

— Да разве о таких пустяках…

И вот через четыре часа начинается закладывание вещей.

— Может быть, у барыни нет ремней? — шепотом, слегка приоткрывая дверь кабинета, спрашивает муж. — У меня есть… У нее, кажется, нет…

— Можно войти? — стучится через несколько минут жена в дверь кабинета. — Я хотела вас просить… У вас, кажется, есть лишняя наволочка…

Наволочка у него есть. Отдает. И потихоньку убегает, не хлопая дверью.

* * *

Сила привычки страшнее закона инерции. У инерции есть свои логические законы, у привычки, чем их меньше, тем она работает сильнее.

В этот вечер муж не едет к Пальковой.