Аркадия

«Я чуть-чуть поцарапаю твою рожу», – торопливо начала набирать ответ я, но отправить не успела, потому что Милош прислал фотку «Мини Купера». Длинная, местами прерывистая полоса на боку – явно от вдавленного рукой ключа; ряд вмятин на дверце – словно от ударов ногой, возможно, в обуви на каблуках; чем разбивали задний фонарь – я не представляла, а вот крупная надпись на лобовом стекле, состоящая из одного замысловатого нецензурного слова и полностью отражающая моё отношение к брату, была определённо сделана при помощи неоновой краски из баллончика.

«Ключ положил в тумбачку», – написал Милош и даже храбро втиснул в конце смеющийся смайлик, а я тихо рыкнула и аккуратно опустила телефон на стол, чтобы случайно не швырнуть его куда-нибудь, представляя, что это голова братца. Милка что, считает себя бессмертным? Вот я приеду в Москву, вот я посмотрю в его наглые глаза, вот я…

– У меня бойлер сломался, пришлось мыться холодной водой.

Я обернулась на голос и увидела бесшумно выскользнувшего из коридора Илью с взъерошенными волосами и посиневшими губами. Он окинул меня взглядом, чуть дольше положенного задержавшись на коленках и плечах, а потом вдруг подскочил, крепко сжал в объятиях, запустил пальцы в волосы, поцеловал страстно!

Ну… нет. Ничего такого не было. Илья по-прежнему стоял в паре метров от меня, но мне почему-то так сильно захотелось, чтобы он всё это сделал, – не знаю, странно, перенервничала из-за брата и машины, наверное. И пульс будто бы разогнался.

– Это л-лечится? – спросила я. – В смысле чинится? Бойлер можно починить?

– Потом посмотрю, – махнул рукой Илья.

– Ладно. ­– Я глубоко вздохнула, отгоняя наваждение. – Что сегодня нужно красить?

– А что хочешь?

Говоря по правде, я не видела необходимости ещё что-то красить. При ближайшем рассмотрении дом оказался не в таком плачевном состоянии, как мне почудилось в первую ночь. Все коммуникации были в порядке, крепостью столетних полов и потолков прусские строители могли бы гордиться, а стоило обновить покосившееся крыльцо, разобрать хлам во дворе, вымести кругляши пыли из углов и замазать краской неизбежные отметины времени на стенах, как дом словно подсобрался, расцвёл, приготовился согревать и оберегать, наблюдать, как мирно протекает жизнь, как растут чьи-то дети. Но признать это сейчас означало бы расписаться в собственной ненужности, а мне совершенно не хотелось прощаться с Ильёй, я ещё не насмотрелась, не надышалась.

Поэтому я раскрыла сумку, демонстрируя целую кучу баночек с колерами, набранных утром в тётином чулане, и сказала:

– Я тут подумала, что к бирюзовому можно добавить ещё немного цвета. На втором этаже, например.

– Там две комнаты пустуют, – проговорил Илья, скрестив руки на груди и упершись бедром в стол. – И я пока не знаю, для чего их приспособить, поэтому пусть пустуют и дальше.

– Но есть третья. Которая с балконом.

Илья смотрел на меня внимательно и задумчиво грыз губу, а я снова поймала себя на этом ошеломляюще внезапном чувстве:мнехотелось грызть его губу, хотелось исцарапать подбородок о его щетину, хотелось прильнуть, выгнуться, слиться воедино, и по позвоночнику, несмотря на жаркий день, пробежали колкие беспокойные мурашки.

– Ты сейчас в спальню ко мне напрашиваешься? – прямо спросил Илья, сверкнув янтарём, и светлый разум победил-таки глупое тело, поэтому я показательно фыркнула:

– Исключительно с благими намерениями! Твои стоймя стоящие посреди комнаты носки меня совершенно не интересуют, а вот балкон я видела, когда мы дом снаружи лаком покрывали. И ему не помешало бы слегка обновиться.

Илья перевёл взгляд на колеры в моей сумке и прищурился, будто что-то серьёзно обдумывая, а я принялась шагать пальцами по крышкам баночек.

– Можно покрасить перила в лазурный, как небо в ясный день. Или в мягкий колумбиновый, он с серым отливом, даже скорее с сизым, так больше похоже на небо местное. А можно в хризолитовый, как измазанный золотистым солнечным светом лес, или в глубокую празелень, как дикое море. В чесучовый, чтобы и на вид шероховатый – как песок. Ну или в белый, в безотказный белый, необязательно в стокгольмский, можно и в цинковый. Или в амиантовый. А ещё я никогда не видела озеро с твоего балкона.

И улыбнулась своей самой обворожительной улыбкой.

Наверное, это звучало, как заклинание, причём вполне рабочее, потому что на Илью оно подействовало. Он снова коснулся меня взглядом – тем, что до волдырей, – а затем вздохнул и кивнул в сторону лестницы.

– Ну пойдём. Посмотришь на озеро.

Я радостно крякнула, схватила сумку и последовала за Ильёй. Страстно желая вконец перепачкать пальцы краской и… И не наломать дров.