Аркан общемировых историй

– Если бы Вы жили веков десять назад, мой твантва, то Вы бы легко поняли, чего желает наш незнакомец… Это – кровь на корянском языке.

– Ты можешь с ним поговорить?

– Конечно – все монахи обучены корянскому.

– Тогда давай.

Мирли отрывисто произнес нечто с вопросительной интонацией, и невидимый собеседник ему ответил. Твантва заметил, что его первый советник на несколько мгновений застыл на месте так, будто сам стал колонной.

– Что ты услышал в ответ? – вывел советника из оцепенения Нён.

– Важно не то, что я услышал, а то, кто это сказал, – произнес бывший монах.

– И кто же?

– Дэком.

Часть свиты ахнула. Кто-то поднял вверх правую ладонь, растопырив пальцы, и воскликнул: «Да осветит нас великий Ка́смий!».

– Дэком?!? – переспросил Нён. – Ты серьезно?

Голос продолжал говорить с Мирли. Бывший монах сбивчиво переводил:

– Он говорит, что его заточили в эту колонну… Но его братья и сестры уже пробудились в нашем мире, а значит, пора выйти из колонны и ему.

– Но он же – бог! Разве у него нет сил для того, чтобы выйти оттуда? – искренне удивился твантва.

– Я думаю, что на эту колонну наложено некое заклятие – впрочем, об этом рассказывает множество мифов… И видимо, они отчасти правдивы.

– А еще некоторое время назад ты говорил мне обратное…

– Монахи тоже могут ошибаться, мой твантва.

Дэком прервал разговор твантвы и его советника, прорычав, будто огромный лев:

– А́мма!..

– Амма? – переспросил Нён, услышав одно из популярных женских имен в Станиль.

– Амма! Амма! Амма!

Дальше началось что-то совсем неразборчивое для уха твантвы, но Мирли моментально разобрался:

– Его заточила туда некая Амма… И он доберется до нее.

– Для чего?

– Глупый вопрос, мой твантва – чтобы отомстить.

– Но ведь прошло много веков! Та Амма не может быть сейчас жива!

– Мой твантва, никто не говорит о том, что та Амма живет в прежнем теле…

– Реинкарнация? – робко предположил Нён.

– Именно, – кивнул советник.

– То есть, Амма может жить в каждом моем подданном?

– Вы сделали правильный вывод, мой твантва.

– Вызови Со Лэй, Мирли. Нечего ей прохлаждаться – подобная работа как раз ей по плечу.

– Не уверен, что это – верное решение, мой твантва.

– Почему ты оспариваешь решение своего твантвы, Мирли? – повысил голос Нён.

– Потому что вы не допускаете мысли, что Со Лэй может быть реинкарнацией Аммы…

И будто в подтверждение слов Мирли по столице пробежала бьющая по всем и каждому звуковая волна. Вся свита Нёна, да и сам твантва почувствовали странную боль чуть ниже живота, а Мирли, сделав шаг вперед к колонне, произнес загадочную фразу:

– О Дэком, я всегда знал, что ты проснешься…

После чего первый советник потерял сознание и свалился на землю.

Гул неожиданно прекратился.

Прошло несколько минут, ибо всем нужно было прийти в себя и после внезапного приступа боли, и после гнева Дэкома. Нён бросился к телу советника, почувствовал пальцами мертвенный холод, после чего взглянул на колонну и понял, что Дэком вырвался из пространственно-временной ловушки, ибо по всей колонне шла тонкая, но заметная трещина…

«Ихела»

Wein mir ein Meer,

Ertränke Deine Leiden,

Stirb und werde -

So geht's seit ew' gen Zeiten…

(Наплачь мне мореИ утопи в нем свою боль,Умри и будь.Так повелось со времен старинных).Übermutter, «WeinmireinMeer»

И́хела сидела в одной из дальних комнат своего особняка и ждала.

Ждала часа мести собственному мужу, который, похоже, теперь себя таковым и не считает.

Она прощала Готтлибу многие интрижки, хоть и искренне не понимала, почему он, женатый на представительнице богатой и родовитой семьи, предпочитает ей всякого рода дворняжек. В высшем свете Котбуса это, к сожалению, было распространенным явлением, которое Ихела не принимала, искренне гордясь этим. Конечно, она могла начать изменять в отместку, но, во-первых, это было глупо, а во-вторых… «Чтобы представительница семьи А́льтзеекинд вела себя столь неподобающе? Ну уж нет!».

Но с Евой, или, как произносил ее имя сей неверный муж, Эвой, у Готтлиба было все серьезнее.

А Ихела могла себе выбрать куда более значимую в обществе партию… Да и к ней, представительнице семьи, ведущей свою родословную с момента основания Котбуса (а прошло уже около тысячелетия), приезжали свататься чуть ли не с окраин германских земель, но она отказала всем, ибо решила совершить непростительную для дворянки ошибку – жениться по любви. Вот и нашелся Готтлиб Шаттен, талантливый, но бедный художник…

Который, заполучив доступ к деньгам Ихелы, стал меньше уделять времени творчеству, но больше кабакам, борделям и прочим сомнительным заведениям.

Ихела злилась. Она никогда не устраивала громких скандалов – что уж там про применение насилия, но сегодня очень хотелось использовать Готтлиба как холст, только расписать по-своему.

Да и Еве мозги вправить необходимо – если муженек, конечно, притащит ее домой…

А ведь наверняка притащит.