Сонат несколько раз моргнул, негромко кашлянул и издал хрип, который мог принадлежать скорее смертельно раненному зверю, чем человеку.
– Ты очнулся? – услышал он мелодичный голос сквозь гвалт техники.
– Са́цу…
– Я здесь, здесь!
Над Сонатом склонилась темноволосая девушка. Черты ее лица парень разглядеть не мог, ибо зрение размылось, но он знал, что лицо красивое.
– Почему ты здесь… – вновь прохрипел поэт, пытаясь посмотреть в ее глаза.
– Я не могу тебя оставить одного, – ответила Сацу. – И здесь не только я. Здесь все твои друзья.
– Кажется, я проигрываю в этой борьбе…
– Успокойся, успокойся…
Сонат почувствовал, как кончики ее пальцев касаются его запястья.
– Сацу… Прости меня…
– Мы уже здесь! – раздался знакомый голос.
По стуку высоких каблуков Сонат предположил, что в комнату вошла Эмма.
– Я принесла ему лекарство, – звучный голос подтвердил предположение парня. Эмма взглянула на больного, после чего будничным тоном спросила:
– Он опять бредит?
– Не задавай глупые вопросы… – вздохнула Сацу.
– Это лекарство – туфта, я заказал новое.
– Арбо́лен… – выдохнул Сонат, узнав еще одного вошедшего.
– Я здесь, – рослый молодой человек подошел к кровати Соната и задал дежурный, но одновременно глупый вопрос: – Как ты?
– Пока жив, – тихо ответил поэт, попытавшись улыбнуться.
– Меня раздражает слово «пока», ты же знаешь, – мягко возразил Ку́тий Арболен.
– Извини… Я про это забыл… А где цветы?
– Я принес, – Кутий положил на грудь Сонату букет хризантем.
– Тебе надо выпить лекарство, – вмешалась Эмма, растерев таблетку и высыпав ее в стакан с водой.
– Оно не поможет, – вздохнул парень.
– Если ты его не выпьешь, оно точно не поможет, – Эмма умела возражать гораздо жестче.
– Эмма… – обратился Сонат к ней. – Ты ведь будешь читать мои работы…
– Конечно, буду, – закивала девушка, протягивая парню стакан.
– У нас ведь могло что-то получиться, так ведь… – Сонат произнес это так прерывисто, будто ему на грудь положили тяжелую металлическую плиту.
– Не умирай! – воскликнула вбежавшая четвертая гостья палаты, которая была младшей из всех присутствовавших.
– Нон… – прошептал парень ее имя.
– Не умирай, не умирай, не умирай… – Нон вцепилась обеими маленькими ручками в одеяло.
– Нон, отойди. Мне нужно влить в этого упрямца лекарство…
Один из датчиков заглушил голос Эммы.
– Это конец… – прокашлялся Сонат.
– Что с ним? – вопросила Сацу.
– Глянь на приборы! – крикнула Эмма.
– Они как будто взбесились! – заорал Арболен.
– Не у-ми-рай! – практически выла Нон.
Дальнейших криков, воплей, возмущений датчиков и требований врача Сонат уже не слышал, ибо провалился в нечто, что не являлось территорией ни жизни, ни смерти, ни даже чистилища вместе с комой…
И внезапно до Соната дошло, что он не падает, а летит в темноте, причем, как ни странно, не вниз.
Упасть ему не позволяли крохотные яркие крылья. Все потому, что Сонат стал бабочкой – прекрасным, но скоротечно живущим существом. Почему-то парень прекрасно понимал, что с ним происходит, и перед глазами-фасетками столь же скоротечно пронеслась его человеческая жизнь.
Вот только любая жизнь может прерваться в любой момент, и бабочка – не исключение.
Сонат понял это, когда услышал позади себя странное жужжание. Он взмахнул крыльями, и на них раскрылась еще одна пара глаз, заменявшая зеркала заднего вида – в них бабочка увидела нечто, похожее на микроскопическую серебряную пулю. Когда это нечто приблизилось к Сонату, тот понял – за ним гонится не пуля, а стилизованный под акулу крохотный, буквально нано-размеров истребитель, вооруженный пулеметом.
Сонату было не до анализа абсурдности ситуации – он прекрасно понял, что истребитель откроет огонь, и пули легко пробьют крылья бабочки.
И «акула» открыла огонь.
«Я не хочу быть бабочкой… Я хочу стать кем-то другим», – промелькнуло в «голове» Соната, и вдруг он понял, что его крылья исчезли, а сам он не падает, а просто висит в этой реальности, состоящей лишь из темноты.
Но размышлять было некогда, поскольку истребитель тоже претерпел метаморфозы, став обычным серым волком. Тело Соната подпрыгнуло и быстро поскакало как можно дальше от волка – парень, только что бывший бабочкой, превратился в обычного зайца.
Волк что-то рявкнул, лязгнул зубами и попытался парой длинных прыжков догнать Соната-зайца. «Надо бежать быстрее», – подумал Сонат, и скорость его передвижения заметно увеличилась, но основной проблемы это никак не решало, ибо волк в теории мог проделать тот же фокус.
И только парень-заяц сделал такой вывод, как по глазам резанул белый свет. Сонат моргнул пару раз, дабы глаза привыкли к внезапному освещению пространства, и логично решил, что ему нужно бежать к этому свету. С каждым новым прыжком Соната свет несколько размывался, приобретал законченные формы, а затем и вовсе предстал перед зайцем большим, закрученным в немыслимые спирали туннелем, похожим на гигантский кровеносный сосуд. Внутри него, будто вечно беспокойные эритроциты, лейкоциты и тромбоциты, носились гоночные машины самых разнообразных форм, цветов и размеров.