Аркан-V. Исход

Аркан велел своим людям не церемониться и считать Кесарию театром боевых действий. Прямой приказ Синедриона на убийство популяров и ортодоксов, дворяне во главе бесчинствующих толп — все это вполне могло считаться объявлением войны, и превращало столицу Империи в поле боя, а участников погромов — во врагов. Прежде чем покинуть Благородную сторону, ортодоксы из Бурдока, объединившись со всеми людьми Аркана, кто проник в Кесарию тайным образом, спаянным отрядом прошлись по усадьбам, дворцам и особнякам местных вельмож-фанатиков, которые запятнали себя участием в злодеяниях, и выволокли их обитателей на улицы, убивая тех, кто оказывал сопротивление. Таких было немного: часть погибла при штурме Бурдока, другие, ошеломленные жестокостью сопротивления ортодоксов, ушли искать добычу полегче. Никто и подумать не мог, что воины Аркана сами перейдут в наступление!

Убежище выжившим оптиматам — в основном, женщинам, детям и старикам, ортодоксы предложили искать в храмах и монастырях, посвященным Фениксу. Пусть те, кто вверг город в пучину безумия, теперь спасают невинных… Деньги, драгоценности, все, что могло поместиться в переметные сумы лошадей, забирали с собой, остальное — поджигали. В три часа ночи на Благородной стороне было светло от пожаров: догорали усадьбы, гостиницы и таверны ортодоксов и популяров, подожженые фанатиками-оптиматами, живо полыхали дворцы оптиматской знати, до которой добрались люди Аркана.

Такая же участь постигла и Торговую сторону: агенты Гавора Коробейника наперечет знали купцов-оптиматов, которые спонсировали погромы, выделяли оружие, питание и людей для участия в грабежах и убийствах. Все эти дома теперь пылали — черные всадники под страшным знаменем с Красным Дэном проходили по улицам как нож сквозь масло, пуская в ход мечи при встречах с погромщиками, и забрасывая дома своих врагов факелами и склянками с ворванью.

Дикая скачка по городу остановилась лишь раз — у моста между Торговой и Ремесленной сторонами. Буревестник, который все это время держался во главе своих людей, сжимая в руках древко своего штандарта, как и подобает баннерету, с удивлением рассматривал рогатки, выставленные поперек улицы, городских стражников — пусть и слегка потрепанных, но деловитых и собранных, и молодого командира, который руководил выстраиванием обороны.

Это был единственный отряд городской стражи, увиденный ортодоксами на улицах. Остальные или прятались в казармах на Казенной стороне, или, переодетые в цивильное, участвовали в бесчинствах. Эти же, у моста — они были заняты делом, охраняли что-то, или — кого-то…

— Лантье? — изумлению Аркана не было предела. — Лантье, будь я проклят! Лучше бы ты сидел дома… Никому не двигаться, я разберусь с этим!

Он тронул пятками бока коня и Негодяй, изгибая шею и кося дурным глазом, зашагал вперед. Увидев одинокого всадника с весьма характерным знаменем, и целое небольшое войско за его спиной, стражники засуетились. А тот самый лейтенант Колен дю Лантье подошёл к рогаткам с внутренней стороны и проговорил:

— Маэстру, здесь нет проезда. Мы не пустим вас этой дорогой, — утверждать такое, имея за спиной не более чем восемь десятков стражников, было либо храбростью, либо безрассудством.

— Действительно, лейтенант? — свет от факелов, наконец, упал на лицо Аркана и офицер-стражник отшатнулся. — Мы перейдем на ту сторону, чего бы это нам ни стоило. Сколько вас тут — полстони, сотня?

— Ваше высочество… — Лантье коротко поклонился. — Вы можете воспользоваться мостом, как вам будет угодно. Я не пущу вас сюда, в этот квартал.

— Вот как? — такая решимость нравилась Аркану. Он прищурился, оглядывая молодого офицера: — Почему ты не остался дома, как я тебе советовал? Какая-такая нужда заставила тебя выйти на улицу в Ночь Святого Фарадея?

— Я говорил вам, ваше высочество, что в страже Кесарии не все — бесчестные люди? Мы выполняем свой долг, и будем выполнять его так хорошо, как только сможем… И ни один подонок не пройдет, пока мы живы, верно я говорю, парни? — он оглянулся на своих людей.

— Да, лейтенант! — откликнулись стражники. Они приободрились, поняв, что прямо сейчас им не придется драться с многочисленными и хорошо вооруженными ортодоксами.

— Если ты не преграждаешь нам путь, то, пожалуй, мы и разойдемся миром, — убивать дю Лантье Аркану не хотелось. — Но скажи на милость, что там, в этом квартале?

— Сиротский приют при обсервации толкователя Пеггама, — нехотя ответил лейтенант, не отводя, впрочем, взгляда. — Две сотни популярских детей. У меня жена из популярской семьи, работает здесь воспитательницей… Дети-то в чем виноваты, а?

— Патрик! — Аркан обернулся к своим людям. — У тебя есть с собой кошелек?

— Орра, монсеньор, почему опять я? Попросите кошелек у Оливьера, у него точно есть, а я… — начал по своему обыкновению балагурить южанин.

— Маэстру Доэрти, дайте этому лейтенанту пятьдесят золотых! — в голосе герцога сквозило раздражение. — Когда все закончится — детей нужно будет чем-то кормить, а продовольствие вырастет в цене… Очень вырастет!