Лицо Джинкс сделалось скучающим, как у пойманного на косяке подростка. Вообще-то она делала почти все из перечисленного, кроме наркоты. И да, ей нравилось.
— Знаешь, если говорить таким тоном, то даже торговля шариками покажется преступлением, — заметила она.
Вай молчала, нервно дергая коленом под столом.
— Слушай, — продолжила Джинкс, подаваясь вперед и опираясь локтями на стол. — Ну, напугала я пару должников; вальнула пару засранцев. Устроила несколько взрывов. Что в этом такого? Думаешь, эти ребята не заслужили? Я не отбираю последнее у нищих, не помогаю ловить людей в рабство, не мучаю детей или что ты себе напридумывала! Защита Ренаты открывает полно возможностей, я могу помочь Экко построить офигенное место.
Вай косо посмотрела на нее и фыркнула.
— Ты серьезно сейчас? — спросила она. По лицу Джинкс она поняла, что та верит в каждое свое слово. Для нее такая жизнь и правда укладывалась в «а что такого». — Раз это все такая ерунда, чего Экко не расскажешь?
— Не начинай! Ты его видела? «Джинкс, мы не стреляем в деревне!» — она всплеснула руками. — Он же наш мальчик-спаситель, он ни за что не поймет!
— Но мне же ты это дерьмо сейчас затираешь! Я, значит, пойму?
— Да! Ты без тормозов, но тебе нравится иногда включать «нормальную девчонку» и идти к Кейт, чувствовать себя… не знаю, что ты там чувствуешь, как по мне что-то нездоровое!.. И у меня так же! То, чем я занимаюсь, не мешает мне быть здесь с вами. У каждого из нас множество личностей, нельзя отказаться от одной и просто выбрать для жизни другую, более удобную. Если так сделать, рано или поздно в твоей голове все взлетит на воздух, и вот тогда начнутся настоящие проблемы.
Вай вздохнула. Вот значит, как психопаты видят мир.
— Я одна, Джинкс, — сказала она, не особо рассчитывая, что сестра поймет. — Всегда одна — и когда на ринге, и когда в Зауне, и в Пилтовере. Одна, потому что у нормальных людей нет никаких других личностей!
— Если ты правда так думаешь, значит свой взрыв ты еще не пережила, — ответила Джинкс.
Вай смотрела ей в глаза и чувствовала, как накатывает тошнота.
Что ей теперь сделать?
Рассказать Экко, что, оставаясь рядом с Джинкс, он ставит всех под угрозу? Если она это сделает, это разрушит их семью, на этот раз уже навсегда.
Забыть этот разговор к чертям собачьим и жить, как раньше, надеясь, что ничего плохого не произойдет? Вай знала, что это не выход.
Она вспомнила, как еще утром они сидели за этим столом и обсуждали, как вместе восстановят «Последнюю каплю», и всей душой пожелала перенестись во времени, пока все это дерьмо еще не всплыло наружу.
Наблюдая за тем, как бледнеет лицо сестры, Джинкс слабо улыбнулась. Ей тоже становилось не по себе.
— Тик-так, сестренка.
Город в огне
Рената была в ярости, когда миротворцы вломились на ее фабрику с ордером на изъятие всей продукции. Это не была ошибка или недоразумение, наружу всплыло огромное расследование со свидетелями, доказательствами и экспертизами, ищейки отыскали даже архивы с исследованиями ее родителей, создавших формулу. Они нашли заключение о том, что вещество опасно и нестабильно и не может быть применено на людях, и под этим заключением стояла подпись ее отца. Гласк могла бы опровергнуть любую экспертизу, но не могла пойти против собственной фамилии: это был удар в самое сердце ее репутации.
Империя, которую Гласк строила десятилетиями, пошатнулась, но Рената знала, что ошибки победителей быстро забываются. И о ее ошибке тоже все забудут. Скандал отбросит ее на несколько лет назад, но она устоит и еще добьется своего.
Готовился суд, — в Пилтовере любят выставить на показ свою так называемую честность, — и Рената делала ставки на то, что сумеет обернуть все недоразумением и вернуть имени Гласк былой блеск. До тех пор дела будут идти хуже некуда, инвесторы растворятся в воздухе и придется хорошенько протрясти всех должников. Этого ресурса у нее накопилось даже больше, чем стоило.
В первую очередь Рената начала уничтожать любые следы своих планов. Тонны веществ выливались в залив или сжигались; несколько фабрик пришлось спалить целиком. Когда миротворцы приходили на уцелевшие заводы или в цеха, там все было вылизано, как в лаборатории Пилтоверского университета, а мальчики-лаборанты с сияющими глазами умоляли законников не отбирать лекарства у нуждающихся.