Архангел

8. 7. 51. Повторилось то же, что было накануне. В три часа ночи Валечка стучит ко мне в дверь: он порезался, он зовет меня. Но когда я пришла, никакой раны не оказалось. Он смеется, увидев мое лицо, — это шутка! И велит мне все равно перевязать ему руку. Гладит меня по щеке, потом щиплет: «Видишь, бесстрашная Анна Сафонова, как ты делаешь меня своим пленником?!»

Сегодня он в другой комнате. На стенах — фотографии детей, вырезанные из журналов. Дети играют среди цветущих деревьев. Мальчик на лыжах. Девочка пьет козье молоко из рога. Много фотографий. Он замечает, что я смотрю на них, и это вызывает его на откровенный разговор о его детях. Один сын у него умер. Другой стал алкоголиком. Дочь была дважды замужем, первый раз за евреем, который никогда не переступал порога его дома! Что сделал товарищ Сталин, чтобы заслужить такое? У других людей — нормальные дети. Это что, сказывается дурная кровь или дурное воспитание? Или, может быть, что-то было не так с матерями? (Он думает — последнее, судя по их семьям, которые были источником постоянных неприятностей для него.) Или просто дети товарища Сталина не могли нормально развиваться, учитывая его высокое положение в государстве и в партии? Это вековой конфликт, более древний даже, чем классовая борьба.

Он спрашивает, слышала ли я о выступлении товарища Трофима Лысенко в 1948 году перед Всесоюзной Академией сельского хозяйства имени Ленина. Я сказала, что слышала. Мой ответ понравился ему.

Но это же товарищ Сталин написал ему речь! Это товарищ Сталин — после многолетнего изучения и борьбы — понял, что приобретенные черты передаются по наследству. Но, конечно, такие открытия следует вкладывать в уста других, так же как другим надлежит осуществлять принцип на практике.

Помнишь исторические слова товарища Сталина, сказанные Горькому: «Задача пролетарского государства — производить инженеров человеческих душ»?

«Ты хорошая большевичка, Анна Сафонова?»

Я поклялась, что да.

«Готова ты это доказать? Станцуешь для товарища

Сталина?»

В углу комнаты стоит патефон. Он идет к нему. Я...

15

— И это конец? — спросил О'Брайен. В голосе его явственно слышалось разочарование. — Только и всего?

— Смотрите сами. — Келсо перевернул тетрадь и показал ее собеседникам. — Следующие двадцать страниц вырваны. Обратите внимание, как именно это было сделано. У корешка края вырванных страниц разной длины.

— Это имеет какое-то значение?

— Это значит, что их вырвали не одновременно, их удаляли по одной. Методично. — Келсо продолжил исследование. — Некоторое количество страниц в конце тетради осталось, их примерно пятьдесят, но на них нет никаких записей. Они разрисованы красным карандашом — ну, знаете, так рисуют механически, думая о чем-то своем. И повторяется все время одно ито же изображение.

— Что это? — О'Брайен приблизился с включеннойкамерой. — Похоже на волков.

— Это и есть волки. Волчьи головы. Сталин часто, размышляя, рисовал волков на полях официальных документов.

— Боже! Значит, тетрадь подлинная?