Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Том 1

№ 37. Дунай. Типовая редакция сюжета с наличием нестандартных деталей. Алеша Попович характеризует неосведомленность киевлян уникальной формулой, противопоставляя им бывалого Дуная («Наш народ не бывальщина, наш народ не ежжальщина»). Раздосадованный поведением Алеши, Дунай обзывает его «злым лихим наговорщичком», «котельной пригариной» (последнее прозвище встречается в двух шенкурских вариантах старины о Василии Буслаеве — Кир., VII, с. 3 и 8). Оригинален поистине богатырский способ передачи информации на расстояние: герой пускает в шатер первую стрелу — и его спутники пробуждаются «от крепкого сну», стреляет второй раз — седлают коней, третий — бьют вражескую силу. (В некоторых версиях сюжета «Илья Муромец и Калин-царь» богатырь посылает одну стрелу, наказывая ей поразить не ко времени разоспавшегося Самсона Самойловича; в «Наезде литовцев» и старине о царе Соломане герои «мобилизуют» свои дружины троекратными звуковыми сигналами.) Изображая «царство леховинское», сказитель смешивает атрибуты западного и восточного миров, проявляя удивительную для северянина историческую осведомленность (не только «тотарин», «пановья-улановья», «жалеза немецкие», «тележка ордынская», но и «кони ногайские»). Как и в записях с Мезени, отец невесты пренебрежительно отзывается о князе Владимире, он, мол, не стоит «одного персна мизенного» его дочери (ст. 99—100). Есть в тексте отдельные отступления от традиции. Алеша Попович не только указывает на Дуная как на потенциального свата, но и характеризует дочерей иноземного короля; состязаясь в стрельбе из лука, богатырь оказывается искуснее своей жены. Неудачны индивидуальные новации сказителя (король созывает войско, заиграв в гусли «по-военному»; на берегах реки, образовавшейся от крови богатыря, будут жить «донски казаки»).

№ 38. Первая поездка Ильи Муромца. Единственный традиционный по корням пинежский вариант былины (текст Екатерины Александровны — продукт индивидуального творчества певицы; см. примечание к № 180). Сравнительно небольшой по объему, он содержит практически все основные эпизоды, характерные для архангельско-беломорской редакции. Некоторые детали повествования в других записях крайне редки или вообще уникальны. Илья Муромец освобождает от осады «Малый Киев» («Малый Киевец» или просто «Киевец» упоминается в двух вариантах старины «Чурила и князь» — КД, № 18; Рыбн., № 168); в награду за это просит выдать ему «грамоту торханную» («несудимую», предоставляющую определенные льготы). Отношение к спесивому Чуриле выражено емким постоянным эпитетом «пустохвальщишшо»; оригинальная гипербола использована для характеристики плененного Ильей чудовища: «Взглянул Соловей не по-хорошему — тут Чюрило пустохвальщишшо на корачки пал». Вместе с тем в былине Иконникова очевидны и признаки разрушения традиции. В зачине действие приурочено к городу Мурому, с королем которого Илья бется «о велик заклад» — между заутреней и обедней доехать до Киева, что органично лишь для старины «Иван Гостиный сын». К тому же «королями» в русском эпосе именуют иноземных правителей. Необычна и развязка — богатырь отпускает Соловья на свободу. Избиение вражеского войска осью тележной, видимо, перешло из былин о Василии Буслаеве (безоружный Илья, как правило, сражается дубом, вырванным с корнями).

№ 39. Василий Буславьевич. Единственная былина о Василии Буслаеве, записанная Григорьевым на Пинеге, где объединены оба сюжета о богатыре. В первой части эпически обстоятельно описаны этапы конфликта Василия и его названых братьев с новгородцами и примкнувшим к ним «старишшем Макаришшем». Второй сюжет изложен конспективно, не всегда логично. Не рассказывается о посещении героем Иерусалима, о глумлении над человеческим черепом; Василий перепрыгивает через роковой камень на коне, что вызвало у сказителя затруднения. В описании поездки «на горы Сионскиё» полностью выветрились христианские мотивы паломничества ко святым местам, она продиктована стремлением «посмотреть <...> сильних и храбрых богатырей». Держась стилистики эпической поэзии, В. Шибанов иногда использовал чуждую фольклору лексику («генерал», «бал», «чернявой вяз» вместо «червленого»).