Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Том 2

Во стольнём во городе во Киеве
А-й у ласкова князя да ю Владимера
Заводилось пированьицё, стол-почесьён пир,
А-й про многих князей, про руських бояроф,
5. А про сильних могучих фсех бог

атырей,А про тех же казачинёк да со тиха Дону,
А-й про тех же купчей и гостей торговыя,
Що про тих же кресьянушок прожытосьних.
Ешше фсе-ли па пиру да напивалисе,
10. Ешше фсе-ли на чесном пиру наедалисе,
Ешше все на пиру да пьяны-ли весёлы.
А-й ешше молод княсь по грыдёнки похажываёт,
А-й веть с ношки на ношку да переступыват,
Он сапок о сапок да поколачиват,
15. Он куньей-то шубочкой розмахиват,
Он русыма кудрями да принятряхиват,
Сам з уст таки речи да выговарыват:
«А-й у нас веть во городе во Киеве
Ешше фсе-ли добры молоццы поженёны,
20. Ешше красны девушки-ли взамуш выданы;
А один я теперицэ холос<т> хожу,
А холост-де хожу да не жонат жыву;
А-й вы не знаете ле мне да совопружьници(е)[232],
Совопружьници(е) мне да красной девиц(ч)ы[233]:
25. А-й штобы возростом высока да и умом ровна,
У ей бело-то лицо — да ровно белой снек,
Ишше шшоки-ти у ей — да бы как алой цвет,
Ишше ясныя очи — да как у сокола,
Ишше черныя брови — да черна соболя,
30. А ресничи-ти у ей — да как черна бобра,
А походочка у ей была — павлиная,
Тиха-смирная речь — да лебединая, —
Ишше лутше и краше нет по фсей земли?..»
А-й тут веть большой хороничьсе за среднего,
35. Ишше средьней хороничьсе за меньшого,
А от меньшого боярына и ётвету нет.
А и-за того и-за стола и-за окольнёго
Как ставал-де удалой да доброй молодечь,
А по имени Добрынюшка Мекитичь млад:
40. «А-й бла(го)слови-ко-се ты да слово молвити,
Слово молвить мне да речь говорити!»
Отвечал-то тут Владимер стольнекиефской:
«И говори-ко-се ты, да што те надобно!» —
«А-й што во том же во городе во Ляхове
45. У того же короля да ё[234] лехофского
Ишша ес<т>ь у короля да две дочери;
А больша-та доць Настасья да королевисьня —
Ёна зла-ли поленичя да преудалая,
Она ездит по городу — полякуёт[235];
50. А меньша́-та дочь Опраксей[236] да королевисьна —
Она возростом высока да юмом ровна,
У ей бело-то личё — да ровно белой снек,
Ишша шшоки-ти у ей — да быв как алой цвет,
Ой ишше ясны-ти очи — да как у сокола,
55. Ишше черныя брови — да черна соболя,
А ресничи-ти у ей — да как черна бобра,
А походочка у ей была — павлиная,
Тиха-смирная речь была — лебединая...
А-й не сам-де видал, да й-ёт людей слыхал:
60. Я слыхал-де от Дуная сына Ивановича!»
А говорыл тут Владимер да таково слово:
«Уш вы ой еси, ключьничьки-замочьничьки!
Вы подите-ко-сь в далечё ф чисто полё,
Що во то же роздольицо фсё шырокоё;
65. Ой роскатайте каменьё да серодикоё;
Й ётмыкайте замочик да сорока пудоф;
Й ётпирайте заслоночку жалезную;
Выпущайте Дунаюшка ис погреба,
Из глубокого погреба сорока сажон».
70. Ой ишша тут его ключьники не й ёслышылись,
А-й пошли во далечё ф чисто полё,
А во то жа во роздольицё фсё шырокоё,
И роскатали каменьё да серодикоё;
Отмыкали замочик да сорока пудоф
75. И отпирали заслоночку жалезную, —
Там смотрели на Дуная сына Ивановича.
А-й сидит там Дунай да ф тёмном погребе,
Он жгёт веть свечю да воску ярого,
Он читаёт веть книгу-ту фсё Псалтырьнёю.
80. Там они смотрели на Дуная сына Ивановичя:
«Уш ты ой еси, Дунай да сын Иванович!
Ты поди-ко-се ко Владимеру на шырокой двор,
Ишша звал тибя Владимер на почесьён пир!»
А-й отвечал тут Дунай да сын Иванович:
85. «Вы сослать миня хотите́-ли да куда вешати —
Що во ти же во орелюшки высокия,
Що во ти жа во петёлки шелковыя?..»
И-й ётвечали ему ключьники-замочьники:
«Не сослать мы хотим тибя, не вешати, —
90. Ишша звал тибя Владимер да на почесьён пир!»
А-й тут ставал-де Дунай да на резвы ноги:
Он левой ногой да на ременьчат стул,
Правой ногой выскакивал ис погреба,
Из глубокого погреба — сорока сажон.
95. А-й пошли они по далечу чисту полю
Що к тому же ко Владимеру к шыроку двору.
Ой как выходит тут Владимер да на красно крыльцо,
Ой как стречаёт он Дуная сына Ивановичя,
Ишша брал тут Дуная да за праву руку,
100. А-й йён повёл-де Дуная да на красно крыльцо,
А-й со красна-де крыльца да по новым сеням,
А-й со новых-то сеней да во светлу грыдьню,
И посадил-де Дунаюшка во большо место,
А-й как пониже тут стары казака Ильи Муромца,
105. А повыше Добрынюшки Микитица.
И наливал он йёму чарочку зелена вина,
Не великую, не малу — да полтора ведра.
Принимал он ету чарочку единой рукой,
А-й выпивал ету чарочку на единой дух.
110. А-й говорыл тут Владимер стольнекиефской:
«Уш ты ой еси, Дунай да сын Ивановичь!
Ты не знаёш ли мне да совопружничи,
Совопружничи мине да красной девичи:
Щобы возростом высока да юмом ровна,
115. У ей бело-то лицо — да ровно белой снек,
Ишше шшоки-ти у ей — да быв как алой цвет,
Ише ясны-ти очи — да как у сокола,
Ишше черныя брови — да черна соболя,
А ресничи-ти у ей — да как черна бобра,
120. А походочька у ей была — павлиная,
Тиха-смирная речь была — лебединая, —
Щобы лутше и краше да нет по фсей земли?..»
Отвечал тут Дунай да сын Ивановичь:
«Ишше дай-ко Дунаюшку подумати,
125. А-й подумати Дунаюшку только полчеса:
И засиделса Дунай да ф тёмном погребе».
А-й подумал тут Дунай да только полчеса:
«Ой що во том же во городе во Ляхове
У того же короля фсё у ляхофского
130. Ишша есь у короля да веть две дочери;
А больша-та дочь Настасья да королевисьня —
Она зла-ле поленичя да преудалая,
Она ездит по городу-полякуёт;
А-й меньша-та Опраксея да королевисьня —
135. Она возростом высока да и умом ровна,
У ей бело-то лицё — да й-аки белой снек,
Ишша шшоки-ти у ей — да быф как алой цвет,
Ишша ясны-ти йёчи — да как у сокола,
Ишша черны-ти брови — да черна соболя,
140. А ресничи-ти у ей — да как черна бобра,
А походочка у ей была — павлиная,
Тиха смирная речь — да лебединая, —
Що и лутше и краше да нет по фсей земли!..»
А-й как весьма ети речи да возлюбилисе:
145. «Ой уш ты ой еси, Дунай да сын Ивановичь!
Поежжай-ко-се ты да сватом-сватацьсе;
А-й ты бери-ко по́лок да добрых молоццоф,
Ой, а фторой ты бери да красных девушок,
Ты бери-ко золотой казны, сколько надобно!»
150. А-й отвечял тут Дунай да сын Ивановичь:
«Мне-ка силой-то твоей мне-ка не ратицьсэ,
Ишша красныма девичеми не забавиццэ,
И золотой-то мне казной не й ёткупатисе, —
А-й только дай мне-ка Добрынюшка Микитица!»
155. А-й только видели: срежалисе добры молоццы,
А не видели поески да богатырьское;
Только видели: ф чистом поле курева стоит,
И курева де стоит, да дым столбом валит.
И ехали мало ли много да поры-времени —
160. Они доехали до города до Ляхова.
Заежжают они в город-от не дорогою:
Они скакали черес стены-ти городовыя,
Черес круглыя башни да най-гольния.
Ой соходил тут Дунаюшко со добра коня,
165. А-й говорил тут Дунай да таково слово:
«Уш ты ой еси, Добрынюшка Мекитиц млад!
И не ровно я закричу да громким голосом, —
Ой ты секи-руби старого и малого,
Не оставлей ты не единого на семена!..»
170. А-й сам пошол-то Дунай да на шырокой двор
Що ко тому же он веть-ли да ко красну крыльцу,
Со красна де крыльца — да по новым сеням,
Со новых-то сеней — да во светлу грыдьню:
«Уш ты здрастуй, король да фсё ляхофския!» —
175. «Уш ты здрастуй, Дунай да сын Ивановичь!
Уш ты в ключьники ко мне приехал, в замочьники,
Що во ти жа во слуги ко мне во верныя?..»
А-й отвечял тут Дунай да сын Ивановичь:
«Я не ф ключьники приехал к тибе, не в замочьники,
180. Що не ф ти же не во слуги к тибе не в верныя:
Я приехал к тибе да сватом — сватацьсе
За того же за князя да за Владимера
Що на той же Опраксеи да королевисьны!»
А-й отвечал де король да фсё ляхофския:
185. «Я не дам же за князя да за Владимера;
Лутше сватайсе за калику перехожую,
Що за ту же сиротину да за убогую, —
Я не дам-де за князя да за Владимера!»
Ишше много Дунай не розговарывал:
190. Он пошол-де Дунай да ис светлой грыдьни,
Он прыбил-прырубил фсех тут сторожоф,
Он веть сорвал замочик сорока пудоф —
Он зашёл веть Дунай да во светлу грыдьню:
«Уш ты здрастуй, Опраксея да королевисьня!» —
195. «Уш ты здрастуй, Дунай да сын Ивановичь!» —
Ишше брал тут Дунай да за праву руку,
Ён повёл-де Дунай да ис светлой грыдьни.
Ешше ох-те мне, х-те мне да ох-те мнечушко[237]!
А умел меня батюшко споить-скормить,
200. А не умел миня батюшко взамуш отдать
Без того же кроволития без великого!..»
А-й сошол де Дунай да со красна крыльца.
А-й выходит тут король да фсё ляхофския:
«Уш ты ой еси, Дунай да сын Ивановичь!
205. Ты поди-ко-се ко мне-ка хлеба-соли ись,
И хлеба-соли де ись да пива с мёдом пить!» —
«На приезде ты гостя да не й-учостовал —
На отъезде типерь гостя да не учостовать!»
А-й закрычял тут король да фсё ляхофския:
210. «Уш вы ой еси, панове-уланове»
Уш вы ой еси, пога́ное тотарове!
Вы схватайте-ко Дунаюшка во белы руки!»
А-й ишша тут его панове не ослышылись,
А схватали тут Дуная сына Ивановичя,
215. И повели они Дунаюшка во теплу ли кузничю,
И оковали в оковочьки[238] во мяккия,
И повели-ле тут Дунаюшка во глубок погреп.
А-й у Дуная ясны очи да сомутилисе,
Фсе могучия плечя да шевелилисе,
220. Ишша белыя руки да розмахнулисе:
Он веть прырвал фси оковочьки-ти мяккия.
Ишша нечим тут Дунаю боронитисе, —
Он хватил веть тотарина-та за ноги,
Ишша сам закрычял да громким голосом:
225. «Уш ты ой еси, Добрынюшка Мекитичь млад!
Ты секи-руби старого и малого,
Не оставлей ты не единого на семена!»
А-й зачел он тотарыном помахивать:
А-й куды он махнёт — дак тут веть улица,
230. Повороцицьсе он — дак переюлками;
Ишше сам он к тотарину прыговарыват:
«Тонок ты на желье — да тут не сорвиссе,
Ишше толст на кос<т>ье, — да не изломиссе!»
Фсю прыбили-прырубили силу неверную,
235. Фсю неверную силу да проклету Орду,
Не оста́вили не единого на се́мена.
Тут садилисе они да на добрых коней,
А-й поехали они да скоро-наскоро.
Ехали мало ли много да поры-времени,
240. И говорыл тут Дунай да сын Ивановичь:
«Уш ты ой еси, Добрынюшка Мекитиц млад!
Ты соди́-ко-се ты да со добра коня,
Припади-ко-се ты ко матушки к сырой земли;
Ишша нет ли за нами да фсё погонюшки?»
245. И сошол-де Добрынюшка со добра коня.
Он прыпал-де ко матушки сырой земли:
«Ишша есь веть за нами да фсё погонюшка!»
И говорыл тут Дунай да сын Ивановичь:
«Уш ты садись-ко, Добрынюшка, на добра коня,
250. И поежжай-ко-се, Добрынюшка, скоро-наскоро, —
Я останусе эт<т>а[239] да опочеф дёржать».
Он роздёрнул тут шатёр белополотненой,
И повалилса веть он да й-ёпочеф дёржать.
А-й тут наехала Настасья да королевисьня,
255. И йёна зла полениця да приюдалая:
«Тибе полно-де спать, топере пора ставать,
А-й пора-де ставать да времё ехати!»
И ёто сну молодечь да пробужаицсэ,
Он свежой водой ключе́вой да юмываицьсе
260. И тонким белым полотеньцём да ютираицьсе,
А во сафьяныя сапошки да и ёдеваицсе;
Как садилса веть он на добра коня.
Они розъехалисе на тры попрышша лошадиныя,
Они билисе веть палками буёвыма, —
265. Во руках у их палочьки загорелисе:
Они тем боём друг друга не ранили.
И они секлисе саблеми-ти вострыма, —
И во руках у их сабелки ишшорбалисе:
Они тем боём друг друга не ранили.
270. Они кололисе копьеми-ти вострыма, —
По насадочьках копьиця испомялисе:
Они тем боём друг друга не ранили.
А-й тенулись они тягами жалезныма, —
У их мяккия тяги фсе иззорвалисе.
275. Соходили-де плотным боём — да рукопашкою, —
А-й водились они вёшной день до вечора.
А-й солнышко катицсе ко западу,
А ко западу катицсе — ко закату;
Ю Настасьи права ношка да окатиласе,
280. А и лева-та ножечка подломиласе,
Ишше падала Настасья да на сыру землю.
А-й ишше падал тут Дунай да на белы груди[240].
А-й тут ставали тут они на резвы ноги,
Поехали они по тихим да мелким заводям
285. И стрелеть веть гусей да белых лебедей,
Ишша маленьких пернастых да мелких утицей.
А-й натегала тут Настасья тугой лук розрыфцивой,
Ой она фкладывала стрелоцьку калёною, —
А годила тут Дунаюшку во пухоф колпак.
290. И говорыл тут Дунай да сын Ивановичь:
«Ишше рано ты шуточьки зашучиваш,
Не пора ли тибе шуточьки отшучивать?..» —
«Я годила веть пернастых да мелких утицей,
А попало-то тибе во пухоф колпак!» —
295. «Ты приедёш ко Владимеру на шырокой двор,
Ты напьессе тут зелена вина ты веть допьяна, —
Ты захвастайшее всякима небылицеми!..» —
«Я не буду я тепере я веть хвастати!»
Приехали они ко Владимеру на шырокой двор.
300. И напились они веть тут зелёна вина,
Напилисе они зелёна вина тут веть допьяна.
Тут захвастала Настасья да королевисьня:
«Уш ты жыл веть у батюшка-родителя;
Уш мы ездили во далечо ф чисто полё,
305. Становили мы колечико серебрено;
Ишше я-ли тибе веть метней была!»
Ой за беду тут Дунаю да показалосе.
А-й как поехали они во далечо ф чисто полё,
Ой розъехались они на тры попрышша лошадиныя.
310. Они билисе палками боёвыма, —
Во руках у их палочки загорелисе:
Они тем боём друг друга не ранили.
А-й они сеющее сабельками вострыма, —
У их востры-ти сабельки ишшорбалисе.
315. А-й кололись они копьеми-ти вострыма, —
У их востры-ти копьиця испомялисе.
Они тенулисе тягами жалезныма, —
У их мяккия тяги фси изорвалисе.
Соходили: плотным боём-рукопашкою
320. А-й а водились вёшной день до вечора.
Ишше солнышко катицсэ ко закату,
А ко закату катицсэ — ко западу;
У Настасьи права ножечка окатиласе,
А-й левая ножечка подломиласе.
325. Ишше падал тут Дунай да на белы груди,
А-й он ростегивал фсё латы-ти кольчюжныя,
А-й он веть хочот пороть да груди белыя.
А-й говорыт тут Настасья да королевисьня:
«Уш ты ой еси, Дунай да сын Ивановичь!
330. Не пори-ко-се ты да грудей белыя,
И не смотри-ко-се ты да ретиво серцо:
Ишша есь у мня в утробы да фсё два отрока!..»
Нечому-ли тут Дунай да не поваровал;
И роспорол он у ей да груди белыя,
335. Он смотрел-де у ей да ретиво серцо:
Ишша ес<т>ь в утробы у ей два отрока.
Ишша тут-де Дунаюшку за беду стало,
За великую досаду фсё показалосе...
И становил он своё да копьё доброё
340. А тупым-то коньцём да во сыру землю,
А вострым-то коньцём — да к ретиву серцу.
342. Ишша тут-де Дунаюшку славы поют.