Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Том 2

№ 267. Заключение оклеветанного Ильи Муромца в погреб и спасение им Киева от Чернигова-царя. Единственный кулойский вариант былины «Илья и Калин» относится к краткой редакции архангельско-беломорской версии сюжета. В нем не описывается приезд татарского посла с ультиматумом киевлянам, нет переговоров об отсрочке капитуляции, поединка богатыря с вражеским предводителем. В тексте подчеркивается противостояние героя и клеветников-бояр; в финале Илья не удовлетворяется моральной победой над ними, а с помощью Добрыни и Алеши изгоняет «бояр кособрюхих» из княжеского терема. Остальные эпизоды выдержаны в традиционном духе.

№ 268. Чурило и неверная жена Перемякина. Текст близок к варианту Е. Садкова (№ 238), но чуть полнее его в деталях (диалог Чурилы со служанкой, развернутая финальная сцена). Необычно для этого сюжета, что главная героиня осталась безымянной (то же у Садкова), а служанка названа по имени-отчеству.

№ 269. Купанье Добрыни. Сказитель с трудом припоминал содержание былины и во второй части произведения сбился на откровенное сочинительство (увидев человеческие кости, Добрыня испугался, что змей его съест, и бежал на попутном корабле).

№ 270. Васька-пьяница и Курган-царь. Более полный вариант той же модификации сюжета, которая записана от А. Сычева, родственника сказителя (№ 250). Оригинален диалог плененного и закованного татарами богатыря с «Панишшом маломочным». Прикатив Василию бочку с вином, Панище невольно помогает ему набраться сил и вырваться на свободу. В тексте встречаются редкие мотивы и формулы (демонстративное пренебрежение татарского посла к символам христианской религии; в осажденном Киеве «пир идёт не навесели, смирёная беседа не на радостях» — ср. № 237; формула «стал Василей напросте»). «Полё Подоньскоё», видимо, заменило «полё Подольскоё» (ср. № 250); «башни двоугольнии» — от «башен наугольних». В тексте не ясно, для чего Василию понадобился перстень с руки убитого им татарина (эта деталь имеется и в № 222).

№ 271. Добрыня и Маринка. Текст по композиции и стилю близок к № 249, записанному от двоюродного брата сказителя, уступая ему в детализации повествования.

№ 272. Потык. Сказитель опустил описание смерти героини и ее оживления, вследствие чего нереализованным остается договор супругов живому идти в могилу вместе с мертвым (то же в № 277). Жена Потыка родом из «земли Леденецькой» (чаще — «Веденецкой»; так в былинах называли Венецию). Видимо, в прототексте она изображалась как колдунья. Явные следы этого сохранились в том эпизоде, где Марья с помощью Кощея «запечатала» богатыря в «сер-горюць камень». Правда, оживление героя змеей, превратившейся в щуку, больше напоминает сказку, нежели былину. Певец без всякого повода повторил описание пира и диалог князя с Потыком (ст. 57— 78 почти дословно совпадают с началом былины).

№ 273. Святогор (Встреча с Ильей Муромцем и смерть Святогора). Краткий пересказ былины о смерти Святогора в гробу; исполнитель слышал его «рассказом». В тексте сохранились элементы архангельско-беломорской редакции сюжета (Святогор не пытается извести Илью Муромца, часть своей силы он передает ему через «пар», а не через дыхание, как в онего-каргопольских записях). Следы ритмического строя, характерные для устной поэзии постоянные эпитеты соседствуют с просторечно-бытовой лексикой («запёхнул в корман», «порядосьно стал ей змымать» и др.).

№ 274. Сухматин Етихматович. Единственная кулойская запись этой редкой в Архангельско-Беломорском крае былины. Принадлежит к той же редакции сюжета, что и вариант с соседней Мезени (№ 332). В данном тексте еще больше схождений с классическим вариантом шальского лодочника (Пудога), что свидетельствует о композиционно-стилистической стабильности былины.