Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Том 3

А во стольнём во городи во Киеви
А-й ю ласкова князя у Владимера
Заводилось пированьицо-бал-почесьён стол
А про тех же про князей, про бояроф,
5. А про рускиих могучиех богатырей,
А про поленицей приюдалыех,
И про тех же казаков со тиха Дону,
А про тех же калик перехожиех,
Перехожиех калик переброжиех,
10. И про те(х) же кресьянушок прожытосьних.
Ишша солнышко катицьсе ко западу,
А ко западу катитьсе — ко закату;
А и день-то идёт, браццы, ко вечеру,
А почесьён-от пир идёт навесели.
15. А и фсе на пиру приросхвастались:
А иной-де хвастат красным золотом,
А наез<д>ник-от хвастат добрым конём,
А и сильней-от хвастат своей силою,
А и глупой-от хвастат молодой женой,
20. А неразумной-от хвастат родной сестрой,
А кабы умной-от хвастат старой матерью.
А Владимер-княсь по грыдини похажывал,
Он и белыма руками помахивал,
Он собольей шубоцькой натряхивал,
25. Он и русыма кудрями принатряхивал,
Он злаче́ныма персня́ми пошша́лкивал,
А он сам говорил таковы слова:
“Уш вы ой еси, князи вы бояра,
Уш вы руськие могучие богатыри,
30. Ишше фсе же поленици приюдалыи,
Ишше фсе вы казаки со тиха Дону,
Ишше фсе-де калики перехожые,
Перехожые калики переброжые,
Ишше фсе же хресьянушка прожытосьни!
35. Кабы фсе у нас во городи поженёны,
А и красны-ти девушки взамуш повыданы —
А един-то Владимер я холост живу,
Я холост-де жыву, нежонат слыву.
А не знает ле из вас хто мне супружницы,
40. А не знает ле из вас хто мне полюбовницы:
А статным-де статна была, умом сверсна,
А умом-де сверсна была, полна возроста,
А лицём-де бела — быф как белой снек,
А у ей ясны-ти очи — как у сокола,
45. А у ей черны-ти брови — как два соболя,
А ресницьки у ей — у сиза бобра,
А походоцька была штобы по<а>ви́нная*,
Тиха-смирная рець была лебеди́нная —
А ишше можно бы назвать кого кнегиною,
50. Ишше можно кому бы покорятисе,
Ишше было бы кому поклонятисе?..»
Ой большой-от хороницьсе за средьнег

о,А средьней-эт хороницьсе за меньшего,
А от меншого, браццы, там ответу нет.
55. А говорыл княсь Владимер по фторой након.
И-за того из-за стола было за окольнёго,
И-за той за скамеецьки белодубовой
Выставал-де удаленькой доброй молодець,
А кабы на имя Добрынюшка Микитиць млад.
60. Как ставаёт Добрыня на резвы ноги,
Говорыт-то Добрыня таковы слова:
«Уш ты солнышко Владимер стольнекиефской!
А-й Вы позвольте-ко мне-ка слово сказать, —
Не позвольте меня за слово сказнить,
65. За слово меня сказнить, скоро повесити!»
Говорыт-то Владимер таковы слова:
«Говоры-ко ты, Добрынюшка, тибе що надобно».
А говорыт-то Добрыня таковы слова:
«Уш ты солнышко Владимер стольнекиефской!
70. Как не в да́лечем, дале́чем во чисто́м поли,
А во той во сторонушки во западной
Ишше есь у тибя там посидельщицёк,
Ишше есь у тибя там потюремшшицёк, —
А сидит во глубоком темном подгребе
75. За тема за дверями за железныма
И за тема же за замками за задвижныма;
А кабы на имя Дунай сын Ивановиць.
А и скажут, Дунай много земель прошол,
А и скажут, Дунай во многих городах бывал,
80. А и скажут, Дунай ю многих королей жывал,
А и скажут, Дунай много людей видал:
А не знаёт ле он тебе супружницы,
А не знаёт ле он тебе полюбовницы?»
А ешше ети речи Владимеру при/любилисе;
85. А говорыт-то Владимер таковы слова:
«Уш ты ой еси, Добрынюшка Микитиц млад!
Ты бери-ко-се золоты ключи,
Ты поди-ко-се на конюшын двор,
Ты бери-выбирай сибе коня доброго,
90. Поежжай-ко-се ты во чисто полё
И во ту во сторонушку во западну,
Отпирай-отмыкай ты глубок подгрёп,
Ты зови-ко-се Дунаюшка на почесьён пир —
Хлеба-соли-де исть, вина с мёдом пить!»
95. А ишша тут-то Добрынюшка не ослышылсэ.
Ишша брал-де Добрыня златы ключи,
Пошол-де Добрыня на конюшын двор,
Он брал-де коня себе доброго,
Он поехал Добрыня во чисто полё,
100. Он во ту во сторонушку во западну.
Доежжал тут Добрыня до темного подгреба,
Отмыкал-отпирал двери железныя:
«А ус<ж> ты здрастуй, Дунаюшко сын Ивановичь!
Ишше Бог тибя, Дунаюшко, помиловал,
105. Государь тибя, Дунаюшко, пожаловал:
А зовёт князь Владимер на почесьён пир!»
А выходил тут Дунай ис темного подгреба,
Выходил тут Дунаюшко на белой свет.
А садилисе ребятушка на одного коня,
110. А приехали ребятушка ф стольне-Киеф-град,
Заежжали ко князю на шырокой двор,
Заходили ко князю на красно́ крыльцо.
А идёт тут Дунаюшко на красно крыльцо
А заходил во грыдню княженевскую;
115. Он ступаёт во грыдьню ногой правою,
Он и крест-от кладёт по-писаному,
А он поклон-от ведёт по-учоному
А он на фсе на четыре кругом стороны —
Он князю Владимеру челом-де бьёт,
120. Он челом-де бьёт, ниско кланеецьсэ.
Говорит-то Владимер таковы слова:
«Приходи-ко-се, Дунаюшко, на почесьён пир;
Ишше Бог тибя, Дунаюшко, помиловал,
Государь тибя, Дунаюшко, пожаловал:
125. Ишше перво те местицько подли кнезя,
А и фтороё место супротиф кнезя,
А и третьё местицько — куды сам седёш!»
А садилсэ Дунаюшко подли кнезя.
Подносили Дунаюшку чару зелена вина,
130. Не малу, не велику — полтора ведра.
А прымаицьсэ за чяру Дунайко единой рукой,
Выпиваёт он чярочку к едину духу.
А подносили Дунаюшку чяру по фторой-де рас<з>.
А он прималса за чярочку единой рукой,
135. Выпивал-де он чяру к едину духу.
Подносили-де чярочьку по третей рас<з>.
Выпивал Дунай чярочьку к едину духу,
А да и стал тут Дунаюшко поговарывать:
«А ишше первой-то цярой я окатил серьцё,
140. Ишше фторой-то цярой я звеселил серцо,
Ишше третьей-то чярой я опохмелилсэ!»
Говорыт княсь Владимер таковы слова:
«Уш ты тихие Дунай сын Ивановиць!
Да и скажут, Дунай, ты много земель прошол,
145. Да и скажут, Дунай, ты во многих городах бывал,
А да и скажут, Дунай, ю многих королей жывал,
Да и скажут, Дунай, ты много людей видал.
А не знаеш ле ты где мне супружницы,
А не знаеш ле ты мне-ка полюбовницы:
150. А статным-де статна была, умом сверсна,
А умом-де сверсна была, полного возроста,
А лицём-де бела — быф как белой снег,
У ей ясны-ти очи — как у сокола,
У ей черны-ти брови — как два соболя,
155. А ресницьки у ей были — у сиза бобра,
А походоцька была штобы по<а>винная,
Тиха-смирная рець была лебеди́нная, —
Ишше можно бы назвать кого кнегиною,
Ишше можно бы кому было покорятисе,
160. А ишше было бы кому поклонятисе?..»
Говорыт тут Дунай сын Ивановичь:
«А ишше есь у короля ляховинского,
Ишше есь дочь Опраксия королевисьня;
А лицём она бела — быф как белой снег,
165. А умом-де сверсна, полного возроста,
А у ей ясны очи — как у сокола,
Ишше черные брови — как два соболя,
И ресницьки у ей — у сиза бобра».
А ишше эти же речи Владимеру прилюбилисе;
170. Говорыт-то Владимер таковы слова:
«Уш ты тихие Дунай сын Ивановиць!
Силы-армие бери, тибе сколько надобно,
Золотой казны бери, тибе сколько надобно, —
Поежжай-ко-сь ко городу ко Ляхову
175. Ко тому королю ко ляховинскому,
Доставай-ко кнегинушку Опраксию!»
А говорыт тут Дунай сын Ивановиць:
«Уш ты солнышко Владимер стольнекиефской!
А не надобно твоя мне-ка золота казна,
180. И не надо твоя сила-армея!
Только дай мне два брателка названыех:
Мне стары казака Илью Муромца,
Во-фторых-де Добрынюшку Мекитица!»
А тут седлали-уздали коней добрыех:
185. И накладывали уздиценьки тесмянныя,
И накладывали седёлышка черкальские,
А вязали потпруги шолку белого,
Ишше белого шолку шамахинского,
А тринаццату потпругу церес хребетну кость:
190. «Нам не ради басы — ради крепости,
А нам ради опору богатырьского,
А ради поески молодецкое!»
Только видели молоццэй, — на коня ско́чили́,
А не видели поески богатырьское.
195. Только видели: ф поли курева стоит.
Они здраво-де едут реки быстрыя —
А доехали до города до Ляхова.
А говорыт тут Дунай сын Ивановичь:
200. «Уш вы ой еси, два брателка названые!
Оставайтесь-ко здесь вы по-за́ городу,
Я поеду к королю ко ляховинскому:
Он добром-де дас<т>, дак я добром возьму,
А добром-де не даст, дак мы лихом возьмём!
205. Уш я свисну свисток вам погро́мьце же, —
Вы секите тотаровей поганыех,
Вы со старого секите до малого, —
Не оставлейте тотарину на семена!»
А поехал Дунаюшко к королю ляховинскому.
210. А он доехал до грыдьни королефское —
А оставляёт коня не приказана,
Не приказана коня, не привязана.
А пошол-де Дунаюшко на красно крыльцо
И заходил во грыдьню королефскую.
215. Он ступаёт во грыдьню ногой правою,
Он крест-от кладёт по-писаному,
Он поклон-от ведёт по-учоному:
«Уш ты здрастуй, король ляховинское!»
Говорыт тут король таковы слова:
220. «Уш ты здрастуй, Дунай сын Ивановиць!
Ишше жить ты пришол ко мне по-старому,
А и служыть ты пришол ко мне по-старому?»
Говорит-то Дунаюшко сын Ивановичь:
«А не жить к тебе пришол, не служыть пришол;
225. А приехал за Праксе́ей-королевисьней —
А за нашого князя за Владимера!
Ты добром-де даш, — дак мы добром возьмём;
А добром ты не даш, — дак мы лихом возьмём,
Ишше силой возьмём мы богатырьское,
230. А грозою увезём мы княжоневское».
Говорыт тут король ляховинское:
«Я не дам вам дочери Апраксеи
И за вашего князя за Владимера,
За того же за конюха последнего!»
235. Тут выходит Дунаюшко на красно крыльцо —
А ишше свиснул Дунаюшко покрепьце же.
А услыхали два братилка названые
А заежжали во город во Ляхоф же:
Они секли-рубили тотаровей,
240. И со старого секли до малого.
А стало жалко королю ляховинскому,
А он пошол-де-ка к дочери Апраксеи:
«А уш ты скоро срежайсе, скоре того[12]
Умывайсе водой свежо́ ключа́вое!»
245. Тут заплакала Апраксея-каралевисьна;
Она скоро сряжалась, скоре того
Умывалась водой свежо ключа́вое,
Утиралась полотенцом полотненым.
А садил-де Дунаюшко он к себе на коня.
250. Они тут с королём роспростилисе
А поехали из города из Ляхова.
Они здраво-де едут поля чистыя
А наехали на ископыть лошадинную.
А на ископыти потпись была потписана,
255. А потписано было со югрозою:[13]«А хто ззади поедёт, — дак жывому не быть!»
А загорело у Дунаюшка ретиво серцо,
А закипела во Дунае кровь горячая,
Росходилисе его могучи плечя.
260. А говорыт он своим брателкам названыем:
«Вы везите-ко Опраксею-королевисьню,
Ишше здайте-ко князю Владимеру!»
Посадили к Добрынюшку Микитицу,
А поехали братья они ф красен Киев-град.
265. А поехал Дунаюшко по ископыти —
Он завидял во поле поленицю.
А увидала полениця Дуная, —
А натегивала она тугой лук,
А-й клала-де стрелочьку каленую:
270. Она стрелила в Дуная сына Ивановичя —
А попала Дунаюшку во правой глас.
Тут стреляёт Дунаюшко Ивановиць —
Он вышып поленицу ис седёлышка.
А подъежжал он к поленицы приудалое,
275. Слезывал-де Дунаюшко со добра коня,
А он признал Настасию-королевисьню.
Он брал ей за белые руки,
Становил он на резвые ноги,
Он и сам говорил таковы слова:
280. «Уш мы были во городи у вас во Ляхови,
Уш были у короля у твое́го батюшка —
Увезли сёстру-королевисьню
А за нашего князя за Владимера!»
А говорыт Настаси́я-королевисьня:
285. «А была бы я дома у батюшка —
А не дала бы сёстры вам королевисьны!»
А говорыт тут Дунаюшко сын Ивановиць:
«Уш ты ой еси, Настасья-королевисьна!
Мы поедём с тобой ф красен Киев-град
290. А и ко нашему князю ко Владимеру!»
А-й на это Настасья согласиласе,
А садились они на добрых коней,
А поехали они ф красен Киев-грат.
Приежжали они ф красен Киев-грат, —
295. А у князя Владимера почесьён пир,
А почесьён пир-де нонь свадебной.
А захо́дил Дунаюшко на почесьён пир.
Он с той же Настасьей-королевисьней.
Да и тут-то Дунаюшко он подвыпил же
300. Он с той же Настасьей-королевисьней.
Говорыт та Настасья таковы слова:
«А я не много жыла — я много видяла:
А стары-то казак тибе сильне́ будёт,
А стрелять-то тебя́ я гора́зне буду́!»
305. Ишше это Дунаюшку не пондравилось:
А говорыл тут Дунаюшко таковы слова:
«Уш ты ой еси, Настасья-королевисьня! —
А и поедём-ко мы с тобой во чисто полё,
А поправдаимсе мы с тобой по меточькам!»
310. Как садилисе с Настасьей на добрых коней,
И поехали они во чисто полё.
И кладёт же Дунаюшко он злаче́н перстень,
Кладёт же Дунаюшко на буйну главу.
А как стрелила Настасья-королевисьня, —
315. А разлетелса злачен перстень он надвоё.
Как кладёт же Настасья перстень к себе на главу.
Тут стреляет Дунаюшко сьш Ивановиць:
А он первой рас стре́лил — перестрелил;
А он фторой рас стрелил — не дострелил;
320. А он третий рас — прямо метит во белы груди.
Тут змолиласе Настасья-королевисьня:
«Уш ты тихие Дунай сын Ивановиць!
Ты прости меня бабу глупую:
Ишше женьски-ти волосы долги же,
325. А и ум-то у женьшшины короткой же,
Ишше есь у мня в утробы младень же
И засеян тобой же!»
Ишше этому Дунаюшко не поваровал:
Он стрелил прямо во белы груди
330. И застрелил Настасию-королевисьню.
Тут и падала Настасья на сыру землю.
Вынимал же Дунаюшко цинжалой нош,
Он порол-де у Настасьи белы груди,
Он вынял из утроба младеня.
335. На лобу-то у младеня потпись потписана:
«Ишше сильней могучей был богатырь».
А ишше это Дунаюшку веть жалко стало;
Оворацивал копьё он вострым коньцём,
А и сам на копьё закололса же.
340. Говорыл-де Дунай таковы слова:
«Протеки от меня тихие Дунай-река,
342. От жоны от моей — кры(у)ты́е берега́!..»