Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Том 3

№ 360. Первая поездка Ильи Муромца. В качестве вставных эпизодов в былину включены рассказы о столкновении богатыря со станичниками (восходит к самостоятельному сюжету «Илья и разбойники») и королевной-обманщицей (вторая часть «Трех поездок Ильи»). В сюжете «Илья и Соловей» элементы местной редакции сюжета переплетаются с мотивами и целыми эпизодами, лишь изредка фиксировавшимися собирателями, но далеко за пределами Мезени. Рассказ о пленении и помиловании осаждавших Чернигов трех царевичей и наказ Ильи помнить, что «Святая Русь не пуста стоит», известны по единственному нижегородскому варианту из сборника Киреевского. К сборнику КД восходит формула «нам эта шутка не надобно». В заключительном монологе Ильи близко к тексту передана знаменитая формула Т. Рябинина из Кижей; описание свиста Соловья-разбойника почти буквально совпадает с вариантом пудожанина Фепонова и т. д. Столь обширный реестр схождений можно объяснить только знакомством Рассолова с печатным источником компилятивного характера. В сюжете «Илья и разбойники» обнаруживаются уникальные детали двух симбирских и одного рязанского вариантов из сборника Киреевского. О знакомстве сказителя с печатными изданиями былин свидетельствовал Григорьев.

№ 361. Добрыня на заставе и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича. Сюжетная канва варианта обычна для местной традиции, но некоторые мотивы и детали не встречаются в других мезенских записях. Действие перенесено в Чернигов; Добрыня отправляется «на заставу на Тобольскую» и др. Негативная характеристика Алеши Поповича дополнена оригинальной деталью: он разъезжает по городу с насаженной на копье головой, выдавая ее за «Добрынину главу». Видимо, этот мотив перенесен из былины об Алеше и Тугарине, где он органичен (см. № 334).

№ 362. Дунай сватает невесту князю Владимиру. Сказитель исполнил только первую часть былины и, вероятно, в таком виде ее усвоил (Настасья-поляница в тексте вообще не упоминается). Вариант выделяется продуманностью композиции, эпической обстоятельностью описаний, обилием бытовых и психологических подробностей (описание работы Опраксеи на ткацком стане и др.). В художественную ткань былины удачно вплетены некоторые детали, отсутствующие в других ее записях. (Князь Владимир недоволен тем, что сватовство приходится поручать опальному богатырю, и оставляет дерзкий ответ Добрыни без последствий только потому, что «ети реци» говорились «с уговоркою»; Дунай «челом не бьет» князю и благодарит Добрыню, вызволившего его из темницы.) Е. Рассолов, как и И. Чупов из соседней деревни (№ 367), изображает Дуная искусным гусляром. Упоминание о том, что у Дуная нет коня и платья, видимо, навеяно популярной на Мезени былиной о Василии-пьянице.

№ 363. Васька-пьяница и Кудреванко-царь. Образец взаимодействия соседних эпических традиций в контактных зонах. До 224-го стиха сказитель повторил местную редакцию сюжета, опустив или видоизменив некоторые второстепенные детали (не упомянуты зять и сын татарского царя, нет описания богатырской поездки Издолища; Богородица забредает в море, а не в Неву-реку и др.). В заключительных эпизодах чувствуется влияние печорской традиции: Василий берется провести татар в Киев с условием «казнить-вешати» бар, но «не ворошить» князя Владимира и Апраксию. Обойденный при дележе добычи богатырь расправляется с татарами. Как и в золотицком тексте (Марк., № 77) недоумение по поводу несправедливого дележа трофеев высказывает сам Кудреванко-царь.

№ 364. Наезд на богатырскую заставу и бой Сокольника с Ильей Муромцем. Хотя повествование начинается с выезда Сокольника из родного дома, сказитель не отказался от описания богатырской заставы, привел размышления Ильи о том, кого послать против «неприятеля», мотивированный отвод Алеши Поповича и т. д. Текст отличается высокими художественными достоинствами, содержит редкие мотивы и формулы (портрет Ильи Муромца и описание внешнего вида его коня; перебранка богатырей до поединка и во время боя). Оригинально дополнен один из традиционных мотивов: после молитвы у Ильи силы втрое прибыло, а у Сокольника — втрое убыло. Финал былины скомкан и не совсем логичен: нет сцены узнавания и нападения сына на спящего отца; хотя Илья увидел «свой старинный крес» у Сокольника, он все-таки убивает его за отказ назвать свое имя.