Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Том 3

№ 408. Купанье и бой Добрыни со Змеем. Первый по времени записи мезенский вариант, в котором Добрыня побивает Змея колпаком; видимо, в начале XX века такой способ расправы с чудовищем начал вытеснять более архаичные. Оригинально мотивируется просьба богатыря об острочке поединка: «над нагим ругацьсе — да що над мёртвым». Обещание Добрыне чудесных подарков и их характеристика восходят к волшебным сказкам, а отождествление освобожденной девушки с племянницей князя Владимира правомерно считать сравнительно поздним нововведением (в местной традиции былина о Добрыне-змееборце не включена в киевский цикл). Обычный для северо-восточных вариантов топоним «Рязань» заменен на «город Романов» (по отчеству Микиты Романовича).

№ 409. Отъезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича. Вариант отличается стройностью композиции, отточенностью формульного стиля; принадлежит к среднемезенской редакции сюжета. Певица использовала некоторые редкие мотивы и детали. Подробно говорится о распределении свадебных «чинов» (ср. №№ 342, 361, 371); оригинально описание решительных действий Настасьи, узнавшей своего мужа — «правой ногой на золот стол, а левой ногой из застолья вон». Только в данном тексте встречается популярная в других регионах Русского Севера формула «Пей до дна, увидишь добра», а также диалог матери с неузнанным сыном о том, не видел ли он Добрыню. Настасья ошибочно названа «кнегиной первобрачной» (по другим вариантам — «второбрачная»).

№ 410. Небылица. Фрагмент небылицы, содержащий типовые для пинежско-мезенских записей образы.

№ 411. Сватовство царя Гремина на сестре князя Владимира. По свидетельству Григорьева, Попов пел эту былину вместе с Михашыным «и выучил, вероятно, от него или от его отца» (с. 565). Варианты обоих сказителей чрезвычайно близки, многие стихи и тирады совпадают в них почти дословно (ср. № 404). По исполнительскому мастерству Попов явно уступал своему односельчанину: в его тексте немало прозаизмов, гораздо меньше удельный вес эпических формул, встречаются нетрадиционные гидронимы («Унепь-река», «Езонепь-река»), пропущен важный в сюжетном отношении эпизод спаивания Издолища-Гремина. Вместе с тем в данном варианте убрана одна логическая неувязка: хоть и кратко, но сообщается о судьбе несметной «силы», сопровождающей Гремина.

№ 412. Бой Добрыни с Дунаем. Вариант полностью укладывается в рамки местной модификации сюжета. Моральная правота Добрыни подчеркивается тем, что взявший на себя роль третейского судьи Илья Муромец казнит Дуная. (Кровавые развязки в принципе не свойственны былинам, повествующим о конфликтах между русскими богатырями.) Упоминание Рязани и кончины отца Добрыни — обычное для северовосточных регионов прикрепление рассказа о молодости Добрыни к разным сюжетам. Дунай, служивший на чужбине, ставит «чёрный шатер» (ср. №№ 341, 416). Как и в большинстве мезенско-кулойских вариантов, Илья раздумывает о том, как ему поступить после выяснения этнической принадлежности сражающихся богатырей («русский с неверным — надо «бог помощь» дать» и т. д.).

№ 413. Потык. Вместе с вариантами сказителей с Зимнего берега А. Чекалева и Ф. Пономарева былина «Олёксы Малого» образует особую версию сюжета, отличающуюся сложностью структуры, использованием необычных для устной поэзии приемов сюжетосложения. Традиционные эпизоды «Потыка» дополняются рассказом о приключениях побратимов главного героя. Мартынов кратко упоминает о том, что Добрыня едет «к Дюку Степановичу именье смотреть»; описывает, как Алеша Попович убивает «трех татаринов», отыгрывает у «короля ляховинского» проигранные князем Владимиром деньги и «пятнадцать русских богатырей». Нарушения принципа непрерывности повествования усугубляются тем, что рассказ Алеши переплетается с сообщениями о действиях Потыка. Как и золотицкие певцы, сказитель акцентирует в облике Марьи колдовские черты, используя для этого сказочные мотивы. Некоторые детали, полнее представленные в золотицких текстах, Мартыновым переосмыслены или сохранены в усеченном виде. Видимо, он был знаком и с другой версией сюжета, близкой к прионежской, и под ее влиянием частично переработал финальные сцены. В результате появилась логическая неувязка: Марью оживляют только для того, чтобы тут же срубить ей голову.