Архангелы и Ко

И вдруг Матвея осенило. То ли вспомянулись ему виданные в детстве вестерны, то ли идейка дообсусоливалась уже до полного автоматизма своего воплощения, а то ли просто по какому-то недоступному логике наитию он вдруг ляпнул, тыча пальцем в сторону прислонённой к бревноподобным головешкам винтовке:

– Я пришел продать вам вот это.

Судя по стремительной скороговорке, так и брызнувшей из ноута в интерком, всадников сам факт предложения не удивил. Их, всадников, озаботила практическая сторона дела.

«Он предлагает хорошее. Злое оружие.» «Отрыгнутая тучами вещь не будет слушаться наших исполнителей.» «Будет. Это просто: нажать. Я видел, куда.» «Но зачем отдавать вещи за то, что можно взять безвозмездно? А ему – стрелу. В глаз.» «Правило (обычай, закон, уголовный кодекс; выбираю обычай) говорит: не обижать тех, кто ходит между посёлками менять вещи на вещи.» «Обычай касается только тех, кто проклят Создателем. Обычай молчит про отрыгнутые тучами дурно пахнущие гениталии полуразложившихся жабродышащих слизней.»

А потом кто-то из всадников опять произнёс: «Любимец Создателя». И перебранку словно бы обрубили.

«Что ты хочешь за свою не пригодную ни к чему полезному смеющуюся дубинку?» – перевёл ноут уже явно к Матвею обращённый вопрос.

Тот пару секунд соображал, что такое «смеющаяся дубинка». Сообразив, ответил:

– Наконечники стрел.

«В глаз», – перевёл комп-транслэйтор мгновенно последовавшую встречную реплику. И добавил: «Фиксирую множественные внесмысловые эмоционасыщенные звуки, обозначающие высшую степень проявления положительных эмоций».

То есть, значит, всадники ржут, как лошади. Это, значит, шутка была. Значит, у них и чувство юмора имеется. Правда, юморочек этот под стать крэнговскому – так чего ж ещё ожидать от примитивного дикарского разума?

Бухгалтер Рашн крепко закусил губу, сдерживая очередной параксизм истеричного хихиканья. Вот прямо так, с до крови прикушенной губой, он и вымямлил:

– Не в глаз. В карман. В сумку. В эти… как там у вас… вьюки.

Чёрт знает, как комп перевёл всю эту багажную терминологию. Наверное, удачно перевёл, потому что с ответом всадники не промедлили:

«Хорошо. Одна дубинка – одна стрела.»

– Десять стрел, – сказал Матвей.

«Пять», – сказали всадники.

Вот вам и сказочки про совершенно чуждый тип разума. Таких чуждых на любой земной толкучке больше, чем некастрированных тараканов.

Матвей вздохнул, потом ещё раз вздохнул, а потом сказал:

– Ладно. Подавитесь, мартышки.

Комп тут же заныл по-всадничьи, и его хозяин втянул голову в плечи, запоздало сообразив, какой может оказаться реакция аборигенов. Но ничего страшного не произошло. Наверное, давиться у всадников не считалось чем-то плохим, а мартышки… может, это у них вообще комплимент?

Всё ещё боясь подняться с колен, следил хакер-поэт-бухгалтер, как один из всадников отстегивает от седла и роняет на песок увесистый длинный чехол; как другой шимпанзеобразный спешивается и на полукорточках крадётся к винтовке…

«Теперь быстро уноси свой пока ещё невыпотрошенный живот», – бесстрастно пробаритонил ноут, после чего опять доложил о фиксировании высшей степени проявления положительных… в общем, что очаровательные байсанские остроумцы во всю радуются своему остроумию.

Тем временем всадник-пешеход стыл в нерешительности близ «смеющейся дубинки»: косматая лапа протянулась было к винтовочному стволу, да так и зависла, не дотянувшись. То ли шимпанзоид опасался своего новоприобретения, то ли…

Абориген был так близко, что ни биноскоп, ни запотелость вотч-амбразуры не мешали коленопреклонённому бухгалтеру вполне отчётливо видеть даже бахромчатых многоножек, снующих меж колтунами голубоватой шерсти. И уж тем более отчётливо Матвей видел ощереную заросль слюнявых клыков. Длинных клыков – чуть ли не с Матвеев мизинец. Под впечатлением такого соседства Молчановская вера в светлое будущее заметно поиссякла. Тем более, что мутные прыщеподобные глазки шимпанзоида, устремлённые вроде бы главным образом на винтовку, то и дело позыркивали и на её бывшего обладателя.

Разобраться в выражении хищной аборигенской морды, естественно, не представлялось возможным; так что позыркиванье могло означать что угодно. Например, равную опаску перед человеческим злым оружием и перед самим человеком. Или… Чёрт, уж не подумывает ли поганая обезьяна испытать покупку на отрыгнутом тучами неправильном продавце?!

Матвеева рука помимо хозяйской воли судорожно задёргалась у пояса, нашаривая термокинжал, но тут внезапное, ощущаемое не слухом, а коленями через почву и комбинезонную «ткань» тяжкое гупанье вынудило бухгалтера испуганно заозираться.

Оказывается, двое верховых аборигенов успели отбыть по каким-то своим аборигенским делам, причём успели не только что – среди развалин маячили уже лишь их удаляющиеся всклокоченные головы. А безвсадничная тварь разнервничалась: хрипя и охлёстывая себя по морде растроенным языком, бронированная скотина мелко подпрыгивала на месте… ой, нет – не на месте! Кошмарная помесь лошади, носорога и танка ПРИБЛИЖАЛАСЬ. Всё заметнее, всё быстрей… Господи!