Человек сорок рудокопов, возчиков, работников при толчеях упорно ждали во дворе. Эленуца стремительно вошла в толпу, которая расступилась, думая, что хозяйская дочка куда-то торопится, но Эленуца остановилась и спросила:
— Отца дожидаетесь?
— Дожидаемся, — откликнулось несколько нетерпеливых голосов.
— Не ждите понапрасну. Сегодня он платить не будет. На будущей неделе получите все сполна.
Толпа недоуменно и удивленно зашумела. Переглядываясь, люди медленно потянулись к воротам.
Эленуца весело вернулась к себе, достала письмо Василе и принялась его перечитывать.
Давно уже не получала она таких писем. В каждой строке его дышала любовь и боязнь потерять Эленуцу, которая хоть и была уверена в чувствах Василе, однако нуждалась иной раз в откровенном и явственном их выражении, что семинарист позволял себе не так часто.
Эленуца до сих пор не написала Василе о том, что произошло на прииске. Как видно, и родители не известили сына о последних событиях, потому что в письме не было ни малейшего намека на то, что переживали «Архангелы».
Эленуца не писала Василе, потому что вовсе не почитала за несчастье выработку старой штольни, полагая, что и без нее родителям хватит на прожитье. А еще она боялась. Да, боялась! Заявив матери решительно, что не нуждается ни в каком приданом, наедине с собой, обдумав все хорошенько, она ощутила некоторый страх. Конечно, говорила она себе, Василе человек добрый и честный, и все же мало ли какое впечатление произведет на него подобное известие? Ведь и он может огорчиться: «Жаль, что не сыграли свадьбы пораньше, когда Эленуца была богата!» Она чувствовала, что несправедлива к Василе, но ничего не могла с собой поделать, мысли наплывали будто сами собой.
Рудокопы, которым, согласно договоренности, платили в соответствии с долей еще Унгурян и примарь, отправились дальше.
Когда они открыли калитку на двор примаря, Корнян выскочил им навстречу после скандала с Докицей. Похлопав по карманам и найдя бумажник, он расплатился и, получив от рудокопов квитанцию с подписью управляющего, заявил:
— Зарубите себе на носу, плачу в последний раз. Если домнул управляющий не соизволит прекратить работы в новой галерее и не начнет разрабатывать старую штольню с правой стороны, как я показывал, то я выхожу из компании. Чего деньги по ветру пускать!..
— Так-то бы неплохо, домнул примарь. И мы думаем, не худо начать работу в другом месте, — поддакнул кто-то из рабочих, и все они гурьбой отправились восвояси. А виной этому была Докица. То и дело между ними вспыхивали скандалы, и Корнян, к своему великому удивлению, обнаружил, что у его жены, до поры до времени ласковой, словно киска, преострые коготки и такой же язычок. Руки у него так и зачесались, когда она нагло потребовала на рождественские расходы ни больше ни меньше как двести злотых. В конце концов она удовольствовалась и пятьюдесятью, но только после того, как примарь схватился за трость. Но больше визга вывели из себя примаря слова Докицы:
— Самая захудалая бабенка в селе и та меня переплюнет. Вот оно каково иметь в мужьях примаря!
Корнян выскочил навстречу рудокопам, не сомневаясь, что черт и баба — одно и то же: мало того что повытрясет твои денежки, еще и по душе ножом полоснет!
Больше всего повезло рудокопам у Ионуца Унгуряна. Ему привалило счастье: каждую неделю прииск «Шпора» приносил ему немалый доход. Кроме того, после того злосчастного дня, 27 ноября, его сынок — вот уж чудо из чудес — больше ни разу не сообщал телеграфом о своем желании застрелиться. Расплачиваясь, старик Унгурян весело балагурил:
— Только бы мой адвокат, проснувшись, не потребовал с меня под праздник неслыханного гонорара.
— Может, он домой приедет, домнул Унгурян? — понадеялся кто-то из рудокопов.
— В такой-то мороз! Нет, не придет! Я его знаю. Как всякому барину ему не мороз нужен, а перина.
Рудокопы пожелали ему счастливых праздников.
— И золота у «Архангелов» пожелайте, братцы! Золота у «Архангелов» сразу же после праздников.
— Дай вам господи! — хором пожелали рабочие и поодиночке исчезли за калиткой, звонко скрипя сапогами по свежему снегу.
VII
«
Дорогой Василе!
Только-только вернулась из церкви, пальцы меня не слушаются и с трудом держат перо. Морозы у нас страшные. Снег слепит серебряными блестками, скрипит под ногами, а по ночам на крышах трещит дранка. Белые дороги с зеленоватыми колеями затвердели, словно кость. Все торопятся. Торопилась и я из церкви домой — и все же чуть не заледенела. Посмотрел бы ты, какие у меня красные уши и как пылают щеки!
…Опишу тебе все! До чего хорошо было сегодня в церкви! Народу много, куда больше, чем обычно, и отец Мурэшану сказал такую прекрасную проповедь про Христа, который родился в бедности, хотя был самым богатым из всех богачей в мире. Батюшка говорил, что сын божий хотел нам, людям, подать пример, как следует мириться с отсутствием материальных благ и как нужно изо дня в день бороться за ценности духовные, которые и есть истинное богатство.