«Архангелы»

Никифор устало опустил голову. Кое-кто насмешливо фыркнул, но Никифор ничего не слышал. Глаза его лихорадочно блестели; вскинув голову, он продолжал, глядя в потолок:

— И взяла она меня, раба недостойного, в рай и показала мне все его чудеса, а потом послала в мир предупреждать об опасности и проповедовать покаяние. И вот она, опасность, — взмахнет крылами горная хозяйка и улетит отсюда, а покаяние ваше в том, что оставите вы пьянство и беззаконие.

— Эй, Никифор, ты сколько уже твердишь, что счастье нас покинет? — ухмыльнулся Прункул.

— А что, разве оно не покинуло «Архангелов»? Пресвятая матерь божия мне сказала: «Никифор, в эту ночь не спи, проведи ее в бдении и молитве, и ты увидишь чудо». Возжег я лампаду с ладаном пред иконой Пречистой, сам пал на колени и стал молиться о нашем избавлении от врага. И вот около полуночи в окно полыхнуло пламя. Я выскочил посмотреть, что там творится. Смотрю, а вся Корэбьоара занялась, а из белого пламени вихрем вздымается в небо жар-птица, дождем рассыпая вокруг себя искры. Потом она спустилась с неба, но не приблизилась к Корэбьоаре, а полетела на юг, все тише, все ниже, оставляя за собой языки пламени и россыпь искр. Покайтесь, люди, пока есть время, ведь близится день расплаты.

Никифор опустил на грудь свою непомерно большую голову.

Прункул вновь налил в стаканчик вина и протянул его Никифору, приговаривая:

— Выпей, Никифор, за великий день рождества Христова!

Проповедник вдруг помрачнел. Он уставился на Прункула лихорадочно горящими глазами, будто не видел его никогда, и заговорил, словно в бреду:

— Лукавый и двуличный человек сродни могиле, изукрашенной лишь снаружи! Горе вам, скрывающим гниль под пышной одеждой! Горе всем жестокосердым, радующимся злокозненности другого, ибо гнев божий подстерегает их!

Никифор еще раз бросил обжигающий взгляд на Прункула и, расталкивая рудокопов, выбрался из трактира.

Люди, посмеиваясь над речами Никифора, разошлись кто куда, и за столом остались только письмоводитель Попеску и Прункул.

С некоторых пор Прункул зачастил к письмоводителю. Они подружились. И теперь их то и дело видели вместе и недолюбливали письмоводителя точно так же, как и Прункула. С того дня, как в городе прекратилась карточная игра, Попеску всего раз или два заглянул в гостиницу «Сплендид». Жил он по-прежнему скромнее скромного, и даже за стаканом вина его видели куда как редко. Прункул давно заподозрил, что большая часть состояния Иосифа Родяна перекочевала к Попеску. Сообразив это, он постарался сблизиться с письмоводителем. Сблизиться оказалось нетрудно: оба они терпеть не могли управляющего и желали ему всяческих бед. Главной темой всех их разговоров было теперешнее положение Иосифа Родяна. Стоило одному из них узнать новую подробность, как он спешил поделиться ею с единомышленником. Лучше других в Вэлень они знали, где застыли стрелки на часах судьбы управляющего «Архангелов».

Еще до того, как к столу подошел Никифор, они тихонько перешептывались. Когда юродивый ушел, Георге Прункул вернулся к прерванному разговору.

— Можешь верить, можешь — нет, но денег заплатить рабочим у него нет.

— Это уж чересчур, домнул Прункул. Быть такого не может. Все говорят, будто у него горы золота в запасе.

Прункул отмахнулся, словно говоря: «Да брось ты, мне ли правды не знать?» — и сообщил:

— Никаких запасов нету, домнул Попеску. Иосиф Родян не из тех, кто деньги в чулок складывает. Могу поклясться, что нет у него ни грамма необменянного золота.

— Поклясться ты можешь, да кто тебе поверит?

— Камень, что вокруг толчеи, оцениваю в десять тысяч злотых, — твердо сказал Прункул. — Вот и все его богатство. Да еще — дом. За «Архангелов» я и медной полушки не дам.

Оба задумались и надолго замолчали.

— Если дело обстоит так, как ты говоришь… Да нет, это невозможно! — заговорил Попеску.

— Хочешь верь, хочешь — нет, твое дело! — зло осклабился Прункул.

— Если все так, как ты говоришь, то оба банка первыми должны были бы принять меры и обеспечить кредиты, — возразил письмоводитель, слегка покраснев.

— Как ты мне не веришь, так и другие могут не верить! Тем хуже для банков. Я тебе сказал, что камень у него во дворе оцениваю в десять тысяч.

— И что дальше? — спросил Попеску.

— А то, что и эти деньги уплывут мимо банков. Минует мороз, толчеи заработают, и когда эти городские господа очнутся, камень будет истолчен, а денежки выброшены в новую галерею.

— Ты думаешь, два новых дома не покроют его долги?

Коварная и злая улыбка появилась на лице Прункула.

— Я думаю, ты это знаешь лучше меня.

— Мне-то откуда знать? — удивился письмоводитель.

— От доктора Принцу, — сухо ответил Прункул.

Письмоводитель был неприятно поражен тем, что новоиспеченный приятель посвящен в его самые сокровенные дела и замолчал.

— А если случится катастрофа, ты бы посоветовал кому-нибудь купить «Архангелов»? — спустя некоторое время обратился Попеску к Прункулу. Недавнее открытие больно его задело, но он чувствовал: с этим человеком лучше быть в дружбе, коли все равно никуда от него не денешься.