В Камбодже его тело предали бы огню. Превратили бы в пепел. Уничтожили бы все, что могло хранить следы существования особы, которая некогда жила, дышала, имела собственное имя и лицо. Такого человека даже не вернули бы земле, чтобы он мог смешаться с нею; его бы развеяли по ветру, утопили в воде, чтобы ничто, абсолютно ничто не напоминало о существовании его плоти и костей. Как бы опережая самое природу, в этой стране, где трупы слонов разлагаются и превращаются в гумус в течение одного сезона, где земля поглощает и осваивает все — людей, дома, остовы грузовиков, камни, заброшенные храмы, — чтобы превратить их в лианы, листья, стволы деревьев, мох и плодить там в огромном количестве насекомых и змей. Там все тает, растворяется. Я работал с Шо Праком, чтобы откопать из земли сокровища. Мы доставляли состав для скрепления камней в наш храм Ват Преах Тхеат, превращавшийся в руины среди деревьев, тонувший в зелени, рождавшейся из него и на нем. Деревья пустили корни в башни. Корневища хлопчатника, напоминающие рептилий, карабкались вверх и поднимали целые участки стен. Лианы проникали в щели между каменными блоками и разламывали их. Лес уничтожал все, что не являлось его составной частью. Обволакивал мхом углы камней, прятал их под листвой и под этим покровом превращал в гумус. Я же вместе с Шо Праком отбирал у него, один за другим, материалы, которыми лес успел завладеть. Каждое утро Шо Прак начинал свой обход нагромождений каменных блоков, разрушаемых дождем. Появлялся он на заре, когда начинался обезьяний и птичий концерт. Двигался словно егерь, осматривающий выставленные силки. Останавливался, наклонялся, двигался дальше, садился на обломок скульптуры и доставал из-за пояса свой «хлой» — небольшую дудочку из тростника, на которой исполнял протяжные мелодии, извилистые и вычурные, словно лианы. Как истинный камбоджиец он ничего не делал. Когда я появлялся, гораздо позже него, он приближался ко мне с улыбкой:
— Пошли, господин, я кое-что нашел.
При этом он показывал мне фрагмент головы или руки, обломок колонны или дверную перемычку.
— Смотри, господин.