Вечерами, пока сахемы не заставляли нас устроить отбой, мы пели песни, неуклюже аккомпанируя себе на гитаре. Почти все мы тогда учились играть на этом инструменте, и мало кто умел это делать на сколько-нибудь хорошем уровне, впрочем, радости от пения нам наша игра не портила. Пели разнообразные бардовские песни, экспедиционные песни Урало-Казахстанской и Северо-Казахстанской археологической экспедиций, авторские песни наших сахемов. А еще иногда пели своё, родившееся непосредственно в нашем кружке. Самые хорошие стихи и песни писал у нас Денис Шилов. До сих пор помню несколько строф, посвященных чернореченской экспедиции начала мая, в которой приходилось очень далеко и долго ходить на раскоп и с раскопа:
По степям и болотам Курганской области
Удивительная эпопея археологических разведок по Курганской области до сих пор как живая стоит у меня перед глазами. Да, несмотря на трескучесть, излишнюю пафосность и избитость предшествующей фразы, именно так это и есть.
Лаборатория археологических исследований Челябинского пединститута имела во второй половине 1980-х длительный хоздоговор с курганским областным управлением культуры на проведение инвентаризации археологических памятников и составление археологической карты. Задача эта, выполнявшаяся под руководством Николая Борисовича Виноградова, была успешно решена, и черный томик археологической карты Курганской области многие годы стоял у меня на полке и перемещался вместе с моей библиотекой по разным адресам, городам и поселкам нашей Родины, по которым я с некоторой не совсем понятной целью помотался в своей жизни, – и в итоге всё-таки сгинул в ходе одного из переездов.
Разведки по Курганской области проводились по классической схеме археологических разведок советских времен. Сейчас таких разведок уже практически не существует, в наши дни работают более плотно, на гораздо лучшем техническом уровне, – но романтика, братцы… Романтики в нынешних научно-производственных разведках осталось, конечно, куда меньше, чем прежде.
Итак, три или четыре человека под руководством одного из них – опытного археолога или еще лишь набирающегося опыта студента, собирали советские брезентовые рюкзаки-мешки (самодельные туристические рюкзаки или промышленные «Ермаки» на раме встречались у археологов весьма редко), укладывали в них спальные мешки, сменную одежду, обязательно – сапоги, крупу, тушенку, соль и спички; навьючивали рюкзаки на себя, обвешивались сверху фотоаппаратами «Зенит» и потертыми кожаными планшетками, в которые были вставлены абсолютно дерьмовые пятикилометровые карты местности (хороших карт в те времена у археологов не водилось в силу их (археологов) бесперспективности в плане развития народного хозяйства и сугубой секретности всех крупномасштабных топооснов). Кроме того, рюкзаки навьючивались палаткой (одной на всю группу, брезентовой, промокающей в дождь), котелками и флягами; на плечи взваливались лопаты и метровые фотографические рейки; и еще очень хорошо, если руководитель группы был человек милосердный к себе и окружающим и собирался снимать только глазомерные планы, для которых вполне достаточно компаса и, по возможности, рулетки.