В первые свои маршруты по Курганской области я ходил с Николаем Борисовичем, «шефом» – руководителем пединститутской экспедиции. Сперва наш отряд состоял из четырех человек: самого шефа, студента пединститута Алексея, моего отца – выпускника исторического факультета, который в молодости много раз принимал участие в археологических экспедициях, и меня – школьника из археологического кружка. Николай Борисович был нагружен тяжелее всех, его рюкзак был просто неподъемным, и трудился он, конечно, больше всех, потому что на нем была вся работа по составлению чертежей и описаний.
Многие районы Курганской области отличаются весьма похожим рельефом – участки степи, покрытые комариными болотами, сменяются здесь болотистыми пространствами, на которых живет множество комаров, и лишь сосновый лес на высоких коренных террасах речных долин дает некоторое отдохновение от этого однообразия. Встречающиеся на маршруте деревни уже в то время, в конце 80-х, производили довольно безрадостное впечатление. Особенно унылы были деревенские магазины – купить в них что-либо, кроме уксуса или весового печенья квадратной формы, не представлялось возможным. Однажды в целях обеспечения отряда едой наш шеф решился на то, чтобы ограбить совхозное картофельное поле – а это стоило ему огромных моральных усилий. Копали картошку мы торопливо, и шеф пребывал при этом в очень плохом настроении. Вероятно, он все время представлял себе, что будет, если нас поймают, и он, доцент Челябинского пединститута и руководитель археологической экспедиции, окажется вынужден объяснять, почему он занимается воровством. Когда же мы накопали изрядную горку мелкой картошки, шеф всю ее погрузил к себе в рюкзак, отчего лямки рюкзака вскоре оторвались, пришлось чинить их в непосредственной близости от места совершения преступления, что совсем не добавило шефу оптимизма.
Вообще с питанием в этих разведках все было весьма сурово. Помню впечатляющий момент, когда проникшийся к нам положительными чувствами местный лесник предложил перекусить у него во дворе и вынес нам изрядный тазик помидор и трехлитровую банку молока. Возможно, для него как для истинного уральского деревенского мужика в таком наборе продуктов не было ничего неожиданного, но мы оказались перед неизбежным выбором: или одно, или другое, или все вместе – и после этого не самые веселые последствия для желудка. По мере того, как мы шли по маршруту, наши рюкзаки не становились легче. Конечно, продукты в них убывали, но их место занимали находки из шурфов и материалы подъемных сборов. Иногда находки начинали прибывать со слишком большой скоростью. Помню, как на одном распаханном поселении Николай Борисович, увлеченный сборами материала, передает Алексею уже третий или четвертый точильный камень эпохи бронзы; а Алексей, дождавшись, пока шеф отвернется, потихоньку выбрасывает его в кусты, понимая, кому придется тащить все эти камни.
Вечерами над степью разливалась удивительная тишина. В полевом лагере большой археологической экспедиции редко бывает так тихо, несколько десятков человек в любом случае порождают изрядно шума. А здесь мы сидели вечером у костра, негромко разговаривали, иногда – молчали, в алюминиевом котелке закипала вода для чая. А над всем этим – огромный, сияющий звездами купол неба… Впечатления о курганских разведках сложились у меня во впервые сколько-нибудь осмысленные стихи, написанные в 1987 году: