Сделав какие-то дела на скорую руку и попросту «забив» на остальные, я собрал рюкзак и на следующий вечер сел на такой же поезд до Карталов. Там ночью надо было пересесть на электричку, и вот в третьем часу утра я, невыспавшийся и замерзший, вылез из нее на станции Анненское. Электричка прогрохотала дальше, а я растерянно озирал окружающую ночь. Где-то вдалеке горел одинокий огонек. Больше ничего толком не было видно.
Единственное, что я знал, – это что мои товарищи должны остановиться в Анненском в школе, которая не работает в майские праздники, Владимир Петрович заранее договорился об этом с ее директором. Однако я ни разу не был в этом поселке и не представлял, как он расположен относительно станции, и где там находится школа, и куда мне вообще идти. На платформе, естественно, никого не было. Наконец я заметил на путях станционного рабочего, который шел с фонарем по шпалам. Махнув рукой, он обозначил мне направление на поселок, и я двинулся в указанную им сторону.
Спустя два или три часа, чрезвычайно замерзнув и переполошив всех окрестных собак, в предрассветных сумерках я наконец-то вышел к большому типовому зданию школы. Где-то в ней спали мои друзья, я твердо знал это. Во всех окнах было темно, входная дверь школы, естественно, была заперта, на мои попытки кричать и стучать никто не отозвался. Неудивительно: здание большое, где именно в нем расположись мои товарищи – не известно, да и спят они после вчерашнего приезда и первого дня работы явно весьма крепко. На деревенской улице не было ни души – как ни рано встает деревня, но сейчас было еще раньше. Решившись, я начал пробовать окна первого этажа – одно из них оказалось заперто непрочно, мне удалось его открыть и влезть через окно в школу вместе с рюкзаком. Школьные коридоры были темны, и мои шаги гулко разносились по ним.
Наверное, больше часа я ходил по школе, пробуя открыть все встречающиеся мне двери. В открытые кабинеты я заглядывал, ожидая увидеть в каком-нибудь из них своих товарищей, спящих в спальных мешках на полу. В закрытые кабинеты стучал и кричал через двери: «Археологи! Ау!» Никто не отзывался. В итоге мне стало ясно, что школа пуста и никаких археологов в ней не наблюдается.
Не зная, что делать дальше, я зашел в какой-то кабинет, сел за стол, достал банку консервов и кусок хлеба, перекусил, положил голову на руки – и внезапно проснулся, осознав, что прошло довольно много времени. Подойдя к окну, я увидел, что солнце уже встало, поселок проснулся, по улице, на которой стоит школа, ходит довольно много народу. Окно, через которое я забрался в здание, выходило на эту же самую, весьма оживленную улицу. Я вылез из него с рюкзаком за плечами, каждую секунду ожидая, что сейчас меня схватят и сдадут в милицию как совершенно очевидного вора. Однако, к счастью, никто не обратил на меня внимания.
Грустный я шел по какой-то улице Анненского. Где расположен курган, который копали мои товарищи, я не знал, где они могли остановиться, если не в школе, – не представлял. Анненское – крупный поселок, и было совершенно неясно, как найти в нем несколько нужных мне человек, приехавших только вчера, о которых явно мало кто знает. Вероятно, надо было возвращаться на станцию и, как идиоту, ехать обратно в Челябинск – мой романтический порыв оказался совершенно бесплодным, зеленый поезд с пединститутской экспедицией всё-таки убежал от меня, несмотря на все попытки его догнать.
Внезапно на крыльце какого-то неказистого одноэтажного дома я увидел Шуру Ковалева, на тот момент – одиннадцатиклассника из археологического кружка Вадима Сунгурова. Он курил, с несколько недовольным видом оглядывая утренние пейзажи поселка – судя по всему, он только что проснулся. Как же я обрадовался Шуре! Уже через минуту я был в доме, где увидел давно ожидаемую картину: какая-то большая комната была заставлена вдоль стен распотрошенными рюкзаками, среди которых в творческом беспорядке стояли рейки и лопаты; в центре она была застелена «пенками» и завалена спальниками, среди которых садились и вставали, просыпаясь, мои друзья и старшие товарищи; на столе у окна громоздилась невысокая куча разных продуктов, там же стояла трехлитровая стеклянная банка с водой, уж закипавшей от вставленного в нее здоровенного кипятильника.