Археологи: от Синташты до Дубны. 1987-2012

В перерывах между работой пили чай. В самое голодное время начала девяностых одну и ту же заварку заваривали по несколько раз и получался слегка желтоватый напиток, носивший неаппетитное название «писи сиротки Аси».

На лабораторских праздниках или каких-нибудь стихийных посиделках археологической молодежи обязательно появлялась гитара, пели песни – бардовские, туристические, археологические, в том числе самодельные, именно этой экспедиции; потом начали довольно много петь русский рок. В пединститутской лаборатории лучше всех пели археологи Андрей Владимирович и Марина Григорьевна Епимаховы – у них получалось великолепно раскладывать многие красивые песни на два голоса.

У коллектива, который находится постоянно вместе: и летом – в экспедициях, и зимой – в лаборатории, формируются определенные особенности. В частности, лабораторские юноши и девушки, а также мужчины и женщины влюбляются, как правило, не в кого-нибудь на стороне, а в своих же коллег по лаборатории – влюбляются, потом бывает, расстаются и влюбляются в кого-то другого, в той же лаборатории… А бывает – женятся и через сколько-нибудь лет, как это сейчас принято, разводятся, а потом опять женятся, и все это в рамках одного и того же коллектива. В общем, лет через пятнадцать-двадцать в лаборатории получается потрясающее «кружево» бывших и нынешних влюбленностей и браков, и едкая шутка о том, что составляющие ее археологи «занимаются групповым сексом в пошаговом режиме», начинает все больше напоминать какую-то грустную правду.

К счастью, этот исход является не единственно возможным, во всяком случае, из двух лабораторий, в которых я провел по много лет, данное выражение применимо только к одной. В другой же лаборатории все ее основные сотрудники – да, один раз развелись со своими не-археологическими женами и мужьями и однократно переженились друг на друге, но после этого начали счастливо жить вместе, растить увеличивающееся число детей и никаких новых разводов и браков больше не допускали. Наверное, это говорит о том, что и в археологическом коллективе люди вполне способны жить и работать вовсе без разводов и без наслаивающихся друг на друга романов, просто всё зависит от того, какие именно ценности мы воспитываем и взращиваем в себе.

В дни переломных моментов в судьбе страны лаборатории продолжали оставаться центрами притяжения археологов и работавших с ними студентов и школьников. Когда в 1991 году случился так называемый августовский путч, молодежь пединститутской лаборатории готовилась к сопротивлению. Один студент принес упаковку патронов для Макарова, другой – ружье 16-го калибра, для которого, правда, пока не было патронов. Сейчас я понимаю, что если бы мы тогда влезли в идущую в стране борьбу за власть, то точно сделали бы это совсем не на той стороне, которую стоило поддержать, но это уже нормальная переоценка ценностей, с тех пор прошло больше двадцати лет, и, зная последствия развала Советского Союза, я, как и многие, пересмотрел свое отношение к Ельцину и ГКЧП. В 1991-м мы ничего этого не знали и готовились бороться за демократию. Впрочем, обычно политика почти не проникала за лабораторские стены – 1991 год так и остался в этом плане уникальным событием.

Если на чей-то дом обрушивалась беда или просто случались какие-нибудь серьезные проблемы, товарищи по лаборатории обязательно приходили на помощь. Вообще на излете советской археологии и в начале истории нынешней России в лабораториях жили скудно, но очень много бывали вместе и часто помогали друг другу. Позднее жизнь становилась более спокойной, несколько более обеспеченной – однако при этом и коллективы становились более атомарными, разбивались на отдельные группы, которые общались и работали, главным образом, только друг с другом.

Современные археологические центры так или иначе изменяются в сторону большей похожести на зарубежные научные организации. Больше становится порядка – но при этом меньше остается тепла. Можно ли повернуть этот процесс в некоторой мере вспять и, сохранив порядок, вернуть дружеское тепло общения и взаимопомощи? Уверен, что это зависит от того, каким путем будет дальше двигаться наша страна.

Если потребительские интересы и стремление заработать деньги сохранят свое значение в качестве основных ценностей общества и главных стимулов трудовой активности – та археология, которую мы знаем и любим, всё больше будет уходить в прошлое, оттесненная новыми, функциональными системами взаимоотношений между людьми. Если же в России произойдет переоценка ценностей и работа вновь станет цениться больше, чем потребление – тогда, я уверен, наша археология еще вернется. Но в любом случае от сего часа и до конца жизни мои родные археологические лаборатории (даже те, которых уже нет) останутся моим домом.

Разведки по большой Караганке

В июне 1997 года мы с Ларисой защитили дипломные работы и окончили университет. Лариса по идее должна была завершить учебу немного раньше меня, но она год провела в академическом отпуске в связи с рождением нашего сына Николая.