Археология, история и архивное дело России в переписке профессора Д.Я. Самоквасова (1843–1911)

Что касается архивистов, то их нынешние связи с археологами сегодня не столь прочны. Тема «Археология и архивы» впервые проанализирована в статье А. А. Формозова.[9] В этой работе, до сих пор остающейся единственной в своём роде, показано, что роль архивов по отношению к археологии за последнее время чаще всего сводится к сохранению полевой документации произведённых раскопок и выдаче её при необходимости для дальнейшего изучения. Остальные небезынтересные для археологов сведения – об уничтоженных ещё до методичных раскопок или попросту позабытых памятниках, по истории самой археологии как науки и полевой практики – далеко не всегда фиксируются архивистами, весьма выборочно отражаются в каталогах и путеводителях центральных и областных архивов. Архивисты редко публикуются в археологических изданиях.[10] Археологи, со своей стороны, при своих архивных штудиях также нечасто выходят за рамки собственных, достаточно специальных сюжетов. Как правило, их интересует историография отдельных памятников или определённого типа древностей. Между тем забвение множества остальных документальных материалов по истории археологии и смежных с ней гуманитарных дисциплин значительно обедняет их познавательные и просветительские возможности.

Весьма поучительно проследить по архивным материалам (в том числе публикуемым ниже), как складывалась в России методика и методология поиска, изучения, сбережения и популяризации отечественных древностей, и вещественых, и письменных, и изустных. Граф А. С. Уваров, Д. Я. Самоквасов и некоторые другие любители полевой археологии сумели синтезировать первые попытки научных раскопок в России, соответствующий опыт Западной Европы и предложить первый вариант научной методики изучения и музеефикации исторических древностей. Одной из сторон этой их новаторской работы было внимание ко всем возможным иным, не вещевым источникам исторического познания – летописным, фольклорным, лингвистическим и прочим. С этим обстоятельством и связано в первую очередь тематическая разнообразие настоящего издания. Смею надеяться, в нём найдут для себя любопытные сведения не только археологи, но и остальные историки древности и средневековья, а также этнографы, фольклористы, лингвисты, нумизматы и другие специалисты по ретроспективной гуманитаристике.

Вместе с тем по публикуемой переписке видно, что с трудом обретённые заповеди раскопок и музеефикации добытого с их помощью материала то и дело нарушались даже самими апологетами строго археологического метода. То один корреспонедент Д. Я. Самоквасова изымет из археологического комплекса понравившуюся ему вещь для особого хранения (вроде чудаковатого Н. П. Авенариуса), то другой (С. И. Веребрюсов) обещает варшавскому профессору «попридержать кое-что любопытное» из новых находок античных предметов в окрестностях крымской Керчи; то третий (любитель археологии С. А. Гатцук) выбирает из каменно-костяной индустрии уральских курганов единственный медный наконечник – в дар своему благодетелю Дмитрию Яковлевичу… А то и сам Д. Я. Самоквасов подарит симпатичным ему посетителям кавказских раскопок что-то из «повторительных» находок (см. письмо щигровского предводителя дворянства М. Н. Офросимова).

С тех пор прошло полтораста лет. Если и не точно такие нарушения, но кое-что похожее можно порой (конечно, негласно) наблюдать и на современных раскопках. «Чай, не Парфенон сносим», молвит порой археолог, «запоровший» на своём раскопе тот или иной объект… Более строгая, с недавних пор, политика Отдела полевых исследований Института археологии РАН в отношении отчётов по открытым листам должна помочь разумному устрожению методики полевых исследований древностей.

Нередко по старой археологической переписке можно судить о характере изменения историко-культурного ландшафта разных областей нашей страны, в том числе о темпах изчезновения с поверхности земли тех или иных памятников археологии. Например, курский любитель археологии (П. П. Афанасьев) упоминает о курганах в районе уездной Обояни. Сто лет спустя, на современной археологической карте Курской области в этом месте отмечено раз в десять меньше могильных насыпей. Подобных разноместных примеров в публикуемых нами документах немало.

Соответственно всему сказанному о путях изучения российских древностей в кругу корреспондентов Д. Я. Самоквасова больше всего оказалось поисковиков и исследователей памятников материальной старины, в своём большинстве прячущихся под землёй – курганов, прочих древних могил; городищ и селищ; кладов и случайных находок архаичных вещей. Вместе с тем, как уже отмечалось мной, в публикуемой эпистолярной коллекции более или менее подробно затронуты собственно исторические, этнографо-антропологические, архивные, филологические, антропологические, естественнонаучные аспекты отечественной старины.