Прошло уже более трёх месяцев с того времени, как получено мной от Вас последнее письмо; да почти столько же времени и я не писал Вам. Причины такого продолжительного молчания с моей стороны следующие. Во-первых, с 4 января и до сих пор жена моя была больна так тяжело, что я не мог заниматься какими бы то ни было делами. Теперь, хотя моя больная всё ещё не может стать на ноги, но, по уверению докторов, опасность для жизни миновала, и я получил возможность к обыкновенным делам и делу Москов.[ской] Антропол.[огической] Выставки, если время дозволяет ещё что-либо сделать для неё с моей стороны. Во-вторых, часть моей коллекции древностей, бывшая на Парижской выставке (несмотря на мои старания получить её обратно как можно скорее, чтобы выслать вовремя г-ну Севрюгину предметы, добытые в курганах, модели которых были проектированы для Московской выставки), получена в Варшаве только накануне великого поста, и притом в ужасном [виде – зачёркнуто] состоянии. Как видно, картонки не были плотно уложены в ящике при высылке моих вещей из Парижа, почему из 48 картонок, посланных мной в Париж, только в 21 вещи получены мной неповреждёнными; в 9 картонках все вещи переломаны и почти совершенно уничтожены; а в 18 картонках сбилась с места и переломалась большая или меньшая часть предметов. Так дорого обошлась моей коллекции древностей Парижская выставка! Таким образом, до настоящего времени я не мог заняться приведением в новый порядок моей коллекции древностей, а посылать вещи в Москву в том виде, в каком они получены из Парижа, не было никакой возможности. А так как до открытия выставки остаётся уже немного времени, то я не успею привести в порядок и выслать в Москву всю мою коллекцию, как предполагал прежде, а намереваюсь, если ещё не поздно, выслать более 70 картонок (а если успею, то и больше, до 100), из которых до 50 будет заключать в себе древности, добытые лично мной из древних могил Польши и Малороссии, а остальные – великолепную коллекцию каменных орудий из Скандинавии, подобной которой не имеется в России, ни в музеях общественных, ни у частных лиц, состоящую из 213 предметов, добытых в дольменах, принадлежавшую прежде датскому археологу Шмидту и недавно приобретённую мной в собственность. Коллекция эта может быть интересна на Московской выставке не столько по необычайному совершенству и типичности форм орудий, её составляющих, но и как материал для сличения форм каменных орудий, находившихся в пределах России, с формами орудий скандинавских, а следовательно, может способствовать уяснению вопроса о степени самостоятельности развития культуры каменной эпохи на востоке и западе Европы. За недостатком времени приходится отказаться от предположения об изготовлении для выставки моделей наиболее интересных из раскопанных мной курганов; но если эти модели будут нужны для музея, то высланными мной данными можно будет воспользоваться впоследствии.
Теперь, покорнейше прошу Вас, многоуважаемый Анатолий Петрович, поскорее ответить мне на следующие вопросы:
1. Оставлено ли место на выставке для моей коллекции, в каком оно размере и какой может быть последний срок для высылки в Москву моей коллекции?
2. Будет ли уместно, рядом с каменными предметами, найденными в пределах России, выставить и подобные предметы из скандинавских дольменов?
3. Могу ли я рассчитывать, что, по истечении срока выставки, кто-либо из заведывающих ею примет на себя труд уложить мои вещи так, как они будут получены в Москве, и выслать их обратно в Варшаву? Дело в том, что, по всей вероятности, самому мне быть на выставке не придётся, а особенно в канун её, потому что, по словам докторов, я должен буду всё лето употребить на лечение жены за пределами нашего отечества.
Кроме приведения в порядок моих вещей, полученных из Парижа, в настоящее время я занят составлением указателя памятников языческой эпохи, сохранившихся в Царстве Польском, и раскопок, произведённых в этом крае до сих пор. Часть этой работы взял на себя редактор прибавлений к «Варшавским губернским ведомостям» кандидат нашего университета г-н Сахаров. Надеюсь, что сказанный указатель Вы получите не позже мая.
Ещё вопрос: не согласится ли Комитет по устройству выставки употребить оставшиеся у меня 42 рубля от 200 рублей, полученных от Комитета в прошедшем году, на исследование любопытного кладбища языческой эпохи, открытого в прошедшем году в Седлецкой губернии местным помещиком г-м Лужевским. Кладбище это интересно тем, что в его могилах найдены погребённые покойники, а не сожжённые, тогда как обыкновенное содержание языческих могил в Царстве Польском – урны со жжёными костями. Языческие остовы в этом крае чрезвычайная редкость. Исследованием седлецкого кладбища с остовами я намерен заняться тотчас по наступлении тёплой погоды и надеюсь, что добытые там черепа ещё успеют поместиться на Московской выставке.
Прилагаю счёт расхода сумме, полученной мной от Комитета в прошедшем году, и покорнейше прошу Вас передать его в Хозяйственный комитет.
Искреннейше уважающий Вас и глубоко преданный слуга —