Два других главных храма имеют двойное посвящение и необычную планировку. Один был святилищем Ану и Адада с двойными зиккуратами и замкнутым передним двором, причем все это представляло собой единое архитектурное целое. Второй двойной храм, посвященный богам Луны и Солнца — Сину и Шамашу, — был первоначально построен Ашшурнерари I (ок. 1500 г. до н. э.) и по-новому перестроен Сиаххерибом. Оба упомянутых храма имеют двойные ассирийские святилища, к которым можно добраться через широкие антецеллы. Пятое культовое здание, которое едва ли правомерно рассматривать как храм, было известно в Ассирии как Бит Акиту; именно сюда процессия приносила священные статуи во время празднования Нового года. Оно находилось на расстоянии 400 м к северо-западу от города и состояло из большого квадратного двора с боковыми колоннадами и святилищем, сориентированным вдоль главной вся; в целом оно напоминает скорее «тронный зал».
Здесь стоит сказать несколько слов об Акиту, или Празднике Нового года, ритуал которого сложился полностью в первые века I тысячелетия до н. э. К этому времени он заменил собой или поглотил более ранний шумерский Праздник весны, ассоциировавшийся со «священным браком» бога и богини и символизировавший начало нового цикла творения и плодородия. Теперь празднество проходило во время весеннего равноденствия; оно длилось 11 дней, в каждый из которых совершался определенный этап продолжительного и сложного ритуала. Местом, где происходил заключительный этап этой церемонии, и служил Бит Акиту. Туда отправляли на повозках или лодках статуи богов, временно изъятые из их храмов, для того чтобы они присутствовали при отправлении ритуала, известного как «Определение судеб». Ведущую роль в последнее играл царь. Многие подробности этого ритуала известны нам из сохранившихся текстов, а вымощенная дорога, по которой в Ашшуре выходила из города процессия, была открыта в результате раскопок.
В отличие от храмов о светских зданиях Ашшура известно немного. Так называемый Старый дворец, расположенный рядом с главным зиккуратом, состоял из лабиринта прямоугольных покоев и рядов хранилищ, куда можно попасть через открытые дворики. Этим он напоминает дворцы периода Ларсы в Эшнуне, с которыми, впрочем, совпадает по времени закладки первоначального фундамента. Кое-где, как и в дворцах Мари и Ура, в нем попадаются частные святилища. Ашшурский дворец еще использовался во время правления Тиглатпаласара I (1115–1077 гг. до н. э.), но в позднеассирийский период то, что от него осталось, было, видимо, превращено в мавзолей. Ашшур-нацир-апал (883–859 гг. до н. э.) украсил одни ворота скульптурными изображениями крылатых быков, а под ними расположил склепы. Как выяснили немецкие археологи, в последних находились огромные монолитные саркофаги, разграбленные еще в древности, но сохранившие среди прочих имена самого Ашшур-нацир-апала и Шамши-Адада V (823–811 гг. до н. э.
Между тем после завоевания Вавилона Тукульта-Нинурта I построил Новый дворец на искусственное террасе в северо-западном углу городской стены; из этого дворца ныне сохранился лишь каменный фундамент. Не остановившись на этом, он также построил новый жилой пригород в 1,8 милях к северу от города на левом берегу Тигра и назвал его Кар-Тукульта-Нинурта. Здесь же был возведен миниатюрный зиккурат и подле него — храм с вавилонским святилищеми культовой нишей в фасаде башни. По мнению Aндрэ, на верхнюю террасу зиккурата вел мост, шедший над улицей позади храма. В числе наиболее интересных открытий в Кар-Тукульти-Нинурте были образцы скульптурного орнамента, нанесенного на терракоту цветной глазурью; иногда он встречается на вертикальных стенных плитах (ортостатах). Помимо него были найдены панели, сложенные из разноцветных глазурованных кирпичей [5; 61, табл. 74 А — В].
Теперь целесообразно обратиться к некоторым находкам, сделанным в Ашшуре, и выделить те новшества, которые можно считать типично ассирийскими. Г. Франкфорт, занимавшийся исследованием этой проблемы, утверждает, что «в XIV в. до н. э. появилось искусство, имевшее, несмотря на все отклонения, свой особый характер — и не только в стиле, но и в сюжетах. Оно предпочитало светские сюжеты; для него никакое жизненное явление не было слишком тривиальным. В то же время в трактовке религиозных тем в этом искусстве обнаруживался холодный формализм, е «позволявший человеку лично встречаться с богами,