Археология русского интернета. Телепатия, телемосты и другие техноутопии холодной войны

“Нам нужен «большой скачок» в области цифровых технологий, – размышляет герой. – Обоснование выглядит проще простого. Весь прогресс следующих пятидесяти лет развития человечества как цивилизации, по сути, имеет в своей основе цифровые технологии… Сколько я использую цифровых электронных устройств каждый день, не считая ноутбука и мобилы? Телевизор, видеомагнитофон, микроволновка, кондиционер, часы, холодильник, электроплита, охранная сигнализация, лифт. Даже дверной звонок на десяток мелодий не обошелся без процессора и памяти”. Чтобы избежать ошибок, очевидных в 2010 году, когда почти весь мир пользуется плодами американских разработок, Павел Воронов знакомится с Виктором Глушковым и пытается убедить его переделать проект ОГАС. И хотя его многолетние усилия не приводят к появлению советского интернета, герой выполняет гораздо более важную задачу: СССР удается избежать коллапса. В стране возникает социализм китайского типа, как его понимает автор: Советский Союз сохраняет свои территории и статус сверхдержавы, бизнес разрешен и процветает в обрамлении сохранившейся с прежних времен социалистической риторики.

Роман Дмитриева относится к популярному в России жанру исторической фантастики о “попаданцах”. Он зародился на литературных сайтах и платформах самопубликации в конце 1990-х и существовал исключительно в Сети, пока крупные российские издательства не заметили его феноменальную популярность[378]. В термине “попаданец” есть отсылка к роману братьев Стругацких “Попытка к бегству”, где главный герой тоже попадает в другое время, только, наоборот, из 1940-х годов в будущее, когда коммунизм уже построен. После распада СССР жанр зажил самостоятельной жизнью и, сохраняя формальные сходства с текстом Стругацких, развил собственную идеологию. Романы о “попаданцах” объединяет не только факт путешествия в прошлое, но и консервативная политическая программа, которая лежит в основе миссии главного героя. Эта посттравматическая фантастическая литература, как правило, описывает такое прошлое, в котором исправляются наиболее болезненные для автора и его аудитории исторические ошибки: СССР не распадается и становится мировым лидером.

Исследователь современной российской фантастики Михаил Суслов называет книги о “попаданцах” “имперской научной фантастикой” и замечает, что реваншистская повестка соседствует в них с “квазипостколониальной уязвимостью” и “чувством бесправия”. Это сочетание реваншизма и чувства уязвимости было логичным следствием распада СССР и конца холодной войны – по крайней мере для той части бывших советских граждан, кто остро переживал потерю высокого статуса своей профессии. Среди них много ученых и инженеров, переживших в 1990-е резкую смену системы координат. Тогда США остались единственным полюсом мира, и в бывшие советские республики хлынули потоки американских продуктов, музыки, кино и денег, инвестиционных и благотворительных. Обратный поток состоял из эмигрантов, часто высококвалифицированных специалистов, бывших сотрудников исследовательских институтов и конструкторских бюро. С точки зрения тех, кто остался, противостояние двух сверхдержав закончилось поражением и унизительным статусом России. Поэтому “попаданец” Дмитриева и пытается убедить руководство страны создать интернет, предотвратив победу Америки в холодной войне.

“Теория упущенного шанса” – так называет исследователь истории советских технологий Роман Абрамов популярное суждение о причинах крушения советской системы: “Согласно этой теории, во второй половине 1960-х годов было принято несколько стратегически неверных решений, ставших роковыми для компьютерной отрасли страны, что не позволило модернизировать систему управления и промышленное производство, а обществу – стать постиндустриальным и перейти к экономике знаний”[379]. Речь идет и о решении копировать IBM-360 вместо того, чтобы развивать собственные модели, и об отказе внедрять проект ОГАС.