Архетип Великой матери с древности и до наших дней. Сборник исследований

И еще по одной причине обе части лишь с большим трудом могут прийти к взаимопониманию. Для связанного с традицией его старый мир, его привычное и надежное означают защиту и материнскую сторону⁶, которые он любит и бережет. И напротив, стремящийся к новому видит в нем враждебное, то, чего следует избегать и с чем следует бороться — он также ищет материнскую сторону, но не как внук, а как сын Геи, то есть в еще неоформившемся, в неисследованном и не имеющем границ. Поэтому в данном случае мать и праматерь находятся в определенной мере в борьбе. Какой взгляд на окружающую нас жизнь: то, что вчера было новым, то, чего нужно было добиваться с мучениями и жертвами, завтра становится старым, бывшим, вчерашним... И где же здесь разница между старым и молодым, между бывшим и будущим, между утром и вечером? Как уже отмечалось при рассмотрении яйцеклетки и сперматозоидов: как только мы отказываемся от понятных вспомогательных мыслей, мы попадаем в своего рода сумеречный мир. В нем стираются понятия времени и пространства, нас окружают докатегориальные, амбивалентные сферы, темнота первовремени и примитивная погруженность в преисполненный предчувствиями сон... С одной стороны мы чувствуем его лунное волшебство и просим, как Эндимион, чтобы нам разрешили остаться там навеки, но с другой стороны мы ощущаем потребность в различении, мы видим более жесткий, но и более светлый образ... Так в нас самих проявляется полярная противоположность ночи и дня, мужского и женского, Луны и Солнца, Земли и Неба.

Долго первочудовище было погружено в сон в своих глубинах; на протяжении многих столетий был известен только один светлый аспект материнского: Дева Мария на серебряной Луне. Все остальное, что относится к сущности «матери», было изгнано в христианско-средневековой мандале в глубины, это были дьявол и ад, земля, женщина, мир, змея, Лилит и Ева; в буржуазную эпоху все это скрашивалось, делалось излишне сентиментальным, а со времен Фрейда ему придавалась излишняя сексуальность⁷. А затем — в целом это стало более заметно на рубеже столетий — миры Луны и Земли все больше стали проявляться в нашей жизни: в искусстве появились новые темы, подходы и задачи, а философы начали вызывать настоящие потрясения общественного порядка.

Позвольте мне для примера остановиться на нескольких явлениях, в которых я вижу пробуждение активности Великой Матери сегодня и здесь.

Несмотря на интеллектуальную закостенелость и обеднение, искусственность и вырождение, несмотря на преобладание прежде всего городской жизни, человека всегда манил возврат к природе, к жизни в деревне. Старшие среди нас наверняка помнят так называемое молодежное движение, многие из нас были его сторонниками. Тогда, вскоре после начала нового столетия, все большая часть молодежи отказывались от стиля и тона, которых желали от нас родители. Нам больше не хотелось вырастать, как того хотели старшие, в качестве «молодого человека» или «юной леди»; мы не стремились как можно быстрее начать носить взрослую одежду, пить пиво или посещать салоны; нам было наплевать на мертвую ученость, на титулы и происхождение. Мы отправлялись на природу, путешествовали пешком, спали в стогу сена и готовили пищу на костре под открытым небом. Нам категорически не нравились старые народные песни. Из — как мы это называли — оболганной эротики «хорошего общества» получалось товарищество и иногда даже больше этого в естественной привязанности общего хоровода окрыленных людей. Этот возврат к природе был отказом от прошлого, от пеленок и условностей существовавшего общества. Именно матери в большинстве случаев ужасались от такого «эмансипированного» поведения, они были похожи на курицу-наседку, высидевшую утят и совершенно их не понимавшую. Они действительно не могли нас понять. Они не понимали, как в тот период с 1900 по 1914 годы поколение смогло вырваться из железной хватки прошлого и начало путешествие к новой свободе в поисках самого себя, новой формы, нового закона — своей истинной матери.

Но когда мы сегодня обращаем свой взор назад к тому времени и поколению «перелетных птиц», мы видим, как то, что с одной стороны было освобождением, с другой стороны имеет полярно противоположный аспект. Некоторые, именно среди основателей и лидеров, покидали родителей, дом, налаженную жизнь и обычаи не для того, чтобы восстановить связь с Великой Матерью, «dea terrena», с корнями, с целью достижения сильной, творческой мужественности. Наоборот, они больше и больше попадали в плен демонического колдовства широкой пустоши, скрытного леса, молчаливых озер, бесконечных дорог и вечно журчащих потоков. Они теряли себя, свой дух, свою волю, свою осознанность, свою жесткость и свое будущее в тех подземно-темных, безбрежных мирах. Незаметно их порабощал своего рода сон в летнюю ночь. И через год и день из отважных активистов, борцов за свободу получалась прямая противоположность: они больше не путешествовали, они стали частью путешествия...