Архетип Великой матери с древности и до наших дней. Сборник исследований

Я сейчас назову один из этих обычаев, который касается нас и представляется одним из наиболее странных: это культ пива. Думаю, мы все уже не раз задумывались о том, что вытворяют многие студенты в рамках этого «культа». Попытки поверхностных объяснений — например, психологическое; это, мол, утоление жажды — сложно принять, как и аскетически-моральное негодование. Нужно сказать о том, что пиво у этих пьяниц называлось не пивом, а «материалом»; давайте подумаем о том, что материал — это фактически материя; а теперь вспомним о том, что материя — это другая материнско-ночная сторона жизни. И вот уже нам становится понятно, откуда происходит этот культ «материала» и на что, если посмотреть на него глубже, он был направлен. Люди, которые ищут пасхальные яйца, далеко не всегда осознают, что они отмечают праздник весны. Вот и члены студенческих братств не задумывались, что они делают, когда обходят питейные заведения. И то, что они не осознавали это, ничему не противоречило, не делало обряд недействительным. Напротив. Обычай всегда направлен к подсознательному.

До мельчайших подробностей можно проследить, что кажущееся простым и непритязательным пьянство (чем оно, впрочем, и стало со временем) изначально было культом Деметры и Диониса. С этой точки зрения было бы интересно изучить обычаи пития. Но в данном случае мы вынуждены ограничиться краткими тезисами и некоторыми примерами.

Несомненно одно: древние обычаи пития и касающиеся его законы — это двойная игра: с одной стороны это утверждающее обращение к Матери Материи, с другой стороны это сопротивление по отношению к ней.

Студент во время кутежа поглощает «материал», то есть материю, как нам стало ясно. Он принимает его/ее в себя. В противоположность, например, аскету, то есть воздерживающемуся и отказывающемуся, пьющий образно этим принятием в себя производит¹² ассимиляцию живой материи.

Тем, что теперь я становлюсь содержащим, а раньше я был содержащимся, ситуация меняется на 180 градусов.

В этой связи следует вспомнить и еще один обычай пития, который указывает на то, что и этот культ «материала» и его динамика в сфере Диониса и опьянения был направлен на борьбу, на сопротивление. Это значение — даже если оно постепенно окостенело и слишком омещанилось — скрывается в предписании о том, что на пирушке следует сохранять последнее достоинство. Кутила мог пить как угодно, но он должен был сохранить свой последний внутренний стержень, остаточную личность, то есть он не должен был полностью потеряться в дурмане. Он не должен был делать ничего бесчестного и не должен был нарушать свод правил мужского братства.

Этот свод правил преисполнен характерных подробностей, обычаев, предписаний.

«Материал» считался священным, разбазаривание напитка (например, проливанием) считалось проступком, который следовало искупить. — Или: было запрещено пить из своего бокала, не поприветствовав друга (или «мир» = возлюбленную, Госпожу Мир). Тот, кто не сделал этого, терял свою «пивную честь» и должен был восстановить ее в глазах одного из старших товарищей¹³. Этот обычай следует понимать так: из каждой отдачи мужчины на этапе становления дионисийскому миру — вспомним, опьяняющие средства, женщин, половые отношения и т. д. — чрезвычайно легко может получиться зависимость. Из рыцаря, который отправился на поиски приключений, очень просто получается рыцарь, который заблудился, то есть потерял себя. Насколько существование магического прамира может агонально обогатить человеческо-мужское ядро и впрячь общую личность в новое ярмо, настолько же может иметь место и судьба ученика чародея. Против этого направлен ритуал, который учит привлекать друга и спутника или возлюбленную: теперь опасность «тихой пьянки» предотвращена, которая — как знает любой, кто имел дело с пьющим — почти настолько же опасна, как и пуританское воздержание.

И еще мне хотелось бы напомнить о высокой мессе пира Коммер-сена, о «Главе государства»: смысл целого в качестве институционального мужского посвящения становится еще более понятным.