Архетипы и коллективное бессознательное

¹⁵⁰ Однако всякая победа содержит в себе зародыш будущего поражения. В наши дни появляется все больше и больше признаков, предвещающих скорую смену подхода. Примечательно, что именно учение Канта о категориях, которое, пожалуй, как ничто другое губит уже в зачаточном состоянии всякую попытку оживить метафизику в ее прежнем смысле, в то же время прокладывает путь возрождению платоновского духа. Если не может быть метафизики, выходящей за пределы человеческого разума, то не может быть и эмпирического знания, которое не было бы ограничено априорной структурой познания. На протяжении полутора веков, прошедших с момента появления «Критики чистого разума», постепенно росло убеждение в том, что мышление, понимание и рассуждение не могут рассматриваться в качестве независимых процессов, подчиненных лишь вечным законам логики; они являются психическими функциями, соотнесенными с личностью и подчиненными ей. Мы больше не спрашиваем: «Было ли то или это увидено, услышано, ощупано, взвешено, подсчитано, обдумано и признано логичным?» Вместо этого мы спрашиваем: «Кто видел, слышал или думал?» Начиная с «личного уравнения» в наблюдении и измерении даже самых незначительных процессов, эта критическая установка привела к развитию эмпирической психологии, которой мы прежде не знали. Сегодня мы убеждены, что во всех областях знания существуют психологические предпосылки, которые оказывают ключевое влияние на выбор материала, метод исследования, характер выводов и формулировку гипотез и теорий. Мы даже пришли к убеждению, что именно личность Канта стала решающим фактором, обусловившим характер его «Критики чистого разума». Признание этой личностной предпосылки затрагивает (если не подрывает) не только измышления философов, но и наши собственные пристрастия в философии, даже то, что мы любим называть «неоспоримыми» истинами. «У нас отнимают творческую свободу! – жалуемся мы. – Что? Неужели человек думает, говорит, делает только то, что он сам есть?»

¹⁵¹ Если только мы опять не преувеличиваем и не становимся, таким образом, жертвой необузданного «психологизирования», данная критическая точка зрения, на мой взгляд, неизбежна. Она составляет сущность, источник и метод современной психологии. В основе всей человеческой деятельности лежит некий априорный фактор, а именно врожденная, досознательная и бессознательная индивидуальная структура психики. Досознательная психика – например, новорожденного младенца – отнюдь не пустой сосуд, который, при благоприятных обстоятельствах, можно наполнить практически всем, чем угодно. Напротив, это чрезвычайно сложная, четко определенная индивидуальная структура, которая представляется нам неопределенной только потому, что мы не можем наблюдать ее непосредственно. Однако когда начинают появляться первые видимые манифестации психической жизни, нужно быть слепцом, чтобы не распознать их индивидуальный характер, то есть стоящую за ними уникальную, неповторимую личность. Едва ли можно предположить, что все эти детали возникают в самый момент их проявления. В случае если болезненные склонности уже присутствуют у родителей, мы приходим к выводу об их наследственной передаче через плазму зародыша; нам и в голову не приходит считать эпилепсию ребенка эпилептической матери необъяснимой мутацией. Наследственностью мы объясняем таланты и дарования, которые прослеживаются через целые поколения. Таким же образом мы объясняем появление сложных инстинктивных действий у животных, которые никогда не видели своих родителей, а потому не могли быть «научены» ими.