Но спрашивается: «В чём же состоит искусность, когда речь идёт о пересказе истории?» Даже если автор и пытается осознанно скрыть прямоту слога, а определённых личностей он символически представляет какими-то иными образами, то неосознанно, ему не избежать привнесения в свои толки архетипического образчика. Чаще всего, архетипы описывались как сверхлюди (Ахилл, Одиссей, Тесей) или представлялись самими богами. Добавляемый в мифы элемент божественности отражал собою непознанность природы и интерес к натурфилософии. Поэтому боги античных времён переняли на свои амплуа характеристики природных явлений, будь то молния (Зевс), свет (Аполлон), огонь (Прометей) и т. д. Представление об архетипических началах в божественных лицах отождествима со слабой познанностью той природной сферы, которая присваивалась богу; слабость осознания какого-то события, катаклизма или стечения обстоятельств близка к тому же бессознательному. От этого архетип и помещён в область, именуемую коллективным
Культура не останавливалась в своём развитии и вскоре политеизм заменился монотеизмом, а впоследствии, реформация упразднила строгую догматику и человек почувствовал себя наконец более раскованным; теперь было не обязательно следовать прописным заповедям и творить дозволялось неприуроченно к теологии. Секуляризация Нового времени заменила монотеизм на монизм – на оправдание какого-либо бытия посредством всего одной, но основополагающей всё сущее essentia4
. Секуляризованное мышление положило начало антирелигиозному творчеству, первыми эманациями которого стала литература далеко не религиозного манера. Конечно, частичкам былой теологии мало-помалу всё же удавалось проглядывать в строках нового творческого течения, но их концентрация катастрофически уступала тому уровню, столь долго поддерживаемому на протяжении большей части средневековья.Вместо всесодержащего в себе всё и вся архетипа Бога на смену пришли Его множественные вариации, отражавшие собой не всеобъемлющие истины, но какие-то их малые феофании5
. Припоминая повторяемость как истории, так вместе с ней и архетипов, наступила пора циклического возобновления языческого умонастроения. Такой склад ума нашёл своё место в секуляризованном творчестве, где роли богов заменили собой профанированные образы заурядных персонажей – самых, что ни на есть простых людей, со своим скромным бытом и общественными деяниями. Архетипическая закалка успешно перебралась на новую матрицу и уже в свете образов, что были отсечены от большинства чего-то религиозного, сконструировались основные типологии архетипов.Многие авторы любят делать упор в сторону познания мифологического прошлого, тех языческих пантеонов, существовавших ещё до нашей эры6
. Но также есть и те, кто не брезгуют прибеганием к творениям, что не столь удалены от нас во временной хронологии. Анализу подлежат не только мифы, но и романы, чем доказывается, что архетип способен неосознанно присутствовать всюду. При объяснении своей классификации я также не буду фрондировать этой направленностью и часто буду указывать на поведение того или иного архетипа, отлично продемонстрированном в творчестве некоторых писателей. Чтобы для кого-то не было сюрпризом, что в каком-то месте я начну ссылаться на определённого автора, предлагаю заранее перечесть тот ряд, который будет использоваться при экзегезе архетипов: «Страдания юного Вертера» Гёте; «Нарцисс и Златоуст» Гессе; «Тошнота» Сартра.Вот, кажется, и расставлены все точки… Теперь можно со спокойной совестью приступать к основной части, главную идею которой можно обозначить интеграцией прошлого под стан новосозданного. И под «прошлым» стоит понимать не только былые формы архетипов аналитической школы Юнга, но и более стародавние образы. Я говорю о мифологии и её синтезе с новыми архетипическими категориями.
Актуализация мифов