Архиепископ Михаил (Мудьюгин) в воспоминаниях и размышлениях. Материалы конференции, посвященной 100-летию со дня рождения архиепископа Михаила (Мудьюгина) 1912-2000

Владыка Михаил был не только выдающимся богословом, но и внимательным умелым педагогом. Он всегда подробно отвечал на поставленные ему студентами вопросы, если, конечно, их глупость или поверхностность не вызывала его искреннего возмущения. Его отношение к русскому языку в рамках богослужения всем известно. Он был убеждён, что главное в богослужении не благозвучие, а передача смыслов. И когда ему говорили, что нет достаточно хорошего перевода Священного Писания на русский язык – он заявлял, что синодальный перевод вполне достаточен для богослужения и, как известно, в его кафедральном соборе в Вологде Священное Писание читалось на русском языке. Присутствуя в алтаре за богослужением, владыка очень внимательно всегда слушал проповеди преподавателей и студентов. Однажды он похвалил и меня за произнесённую проповедь и, когда я, не зная от смущения, что ответить, изрёк дежурное, но не очень умное: «Спасибо, владыка, за комплимент», – он с недоумением, а может быть и с возмущением, ответил: «А это никакой и не комплимент». Мне потом пришлось долго уточнять значение слова, которое я так бессмысленно употребил, хотя, если посмотреть в словарь, слово это означает похвалу или лестное для кого-то замечание. Понятно, что только человек, хорошо разбирающийся в тонкостях языка, мог возмутиться на возможное подозрение о присутствии в похвале некоторой доли лести. Студенты духовных школ Санкт-Петербурга очень гордились, когда до них доходили слухи, как архиепископ Михаил в Финляндии во время лекции легко перешёл на немецкий язык или где-то в Германии часть лекции прочитал на латыни.

Архиепископ Михаил с глубоким чувством ответственности подходил к обоснованию всех своих поступков и слов. Его экуменическая активность была не просто вынужденной, как у многих ещё и ныне здравствующих профессоров, он был убеждён, что настоящий христианин не только не может, но он и неспособен оставаться в замкнутой конфессиональной среде, не обусловленной всевозможными влияниями. Он был открыт и готов к самому широкому диалогу и, как интеллигентный человек, был не способен поливать грязью критики своих оппонентов из-за угла. На одной из конференций с католиками в Мюнхене архиепископ Михаил делал доклад о православных крещенских традициях и католики задали ему вопрос: «Каким образом получилось, что таинство миропомазания в православной традиции не существует как самостоятельно значимое?» Ответ был дан очень простой: «Это очень древняя православная традиция». Но, что самое интересное, аргументация была принята католической стороной абсолютно беспрекословно. Это уважение к освящённой временем традиции имеет огромное значение в христианском экуменизме.

Ещё один принципиально важный ответ владыки на один из моих вопросов, который запал мне в душу и над которым я долго рассуждал. Кто же всё-таки спасётся? Ответ был опять же моментальный и на первый взгляд очень простой. Владыка просто процитировал мне место из книги Деяний апостольских: «И будет: всякий, кто призовёт имя Господне, спасётся» (Деян. 2, 21). Это апостол Пётр после сошествия Святого Духа цитировал собравшимся в Иерусалиме тексты пророка Иоиля (2, 31-32). В более полном изложении они звучат так: «Солнце превратится во тьму и луна – в кровь, прежде нежели наступит день Господень, великий и страшный. И будет: всякий, кто призовёт имя Господне, спасётся; ибо на горе Сионе и в Иерусалиме будет спасение, как сказал Господь, и у остальных, которых призовёт Господь». Конечно, возникает вопрос, кто же сможет призвать имя Господне? Кто эти избранные, которых призовёт Господь? Которые смогут воздеть руки к небесам и произнести: «Господи, спаси меня!». Церковь есть община призванных…

Владыка Михаил был чрезвычайно общительным человеком и в профессорской во время перемен всегда активно беседовал с другими преподавателями, иногда играл в шахматы или музицировал на пианино.

В последние годы жизни он очень переживал своё положение отстранённого от церковной жизни человека. Хотя никогда не сдавался. Ездил в Великий Новгород и Старую Руссу читать катехизаторские лекции, давал интервью журналистам, учился играть на скрипке и начал изучать финский язык. Причём это уже совсем в конце: года за три до смерти.

Можно сказать, что он был почти последним связующим звеном эпох: родился до революции – умер после перестройки. Господь судил ему видеть славу Церкви. Может быть, она оказалась не совсем такой, о которой мечталось в двадцатые-тридцатые, в послевоенные годы, во времена так называемого застоя, но история ещё не закончилась и дело Божие в истории ещё продолжается. Он же, как искренний делатель на ниве Господней, останется в памяти Церкви ярким и верным Ее служителем.

К вопросу о последнем периоде жизни архиепископа Михаила

С.Л.Фирсов, профессор СПбПДА