Мы должны къ сему присовокупить и тотъ фактъ, что въ оффиціальныхъ источникахъ объ Уніи и декретахъ — этотъ документъ и не упоминается. О немъ не упоминаютъ и не ссылаются на него ни латиняне, ни греческіе сторонники Уніи — хотя этотъ документъ былъ бы весьма большой подпорой для нихъ, если бы онъ, дѣйствительно, существовалъ. Кромѣ того, подобнаго рода “Extrema sententia” Патріарха прекрасно могла бы послужить вмѣсто подписи его подъ Актомъ Уніи и, нѣтъ сомнѣнія, что она была бы присовокуплена къ Акту Уніи на греческомъ языкѣ, подъ которымъ имѣются подписи Императора и прочихъ греческихъ представителей. Но этого нѣтъ. Это — одна сторона дѣла. Другая — самый текстъ. Достаточно прочесть самый текстъ, чтобы видѣть въ немъ грубую поддѣлку: невозможно и абсурдъ допустить, чтобы патріархъ Іосифъ, который, какъ помнимъ, съ такой осторожностью относился къ чести своего сана, считая его не меньшимъ сана папы, вдругъ, сталъ бы называть папу “Отцомъ Отцевъ и Представителемъ Христа”. Затѣмъ, совершенно ни съ того, ни съ сего, какъ бы наспѣхъ, прибавлено, что Патріархъ признаетъ чистилище. Несомнѣнно, что этотъ документъ является болѣе позднимъ произведеніемъ весьма неумѣлой поддѣлки.
Мы болѣе подробно остановились на этомъ вопросѣ съ той цѣлью, чтобы нѣсколько обѣлить память патріарха Іосифа. Современные историки причисляютъ его къ числу скрытыхъ противниковъ Уніи 6
). Одинъ изъ нихъ такъ говоритъ: “Патріархъ Іосифъ во имя государственныхъ интересовъ (икономіи) желалъ Уніи, уговаривалъ непокорныхъ, но все время боролся со своимъ искреннимъ православіемъ, и эта борьба свела его въ могилу, избавившую его отъ подписи подъ Соборнымъ Актомъ” 7). Дѣйствительно, если мы просмотримъ сохранившіеся историческіе источники, мы не видимъ, чтобы Патріархъ проявлялъ особое рвеніе къ Уніи. На открытіи Собора онъ и не присутствовалъ вообще, избѣгалъ присутствовать и на другихъ собраніяхъ. Правда, онъ увѣщевалъ нѣкоторыхъ іерарховъ (особенно св. Марка Ефесскаго) пойти на соглашеніе съ латинянами, но когда особенно ревностные сторонники Уніи просили Патріарха наложить на св. Марка прещеніе за его непокорность дѣлу Уніи или хотя бы предать его суду Сѵнода, Патріархъ рѣшительно отказался это сдѣлать. При обсужденіи вопроса, бывшаго въ Феррарѣ о томъ, нужно ли грекамъ переѣзжать во Флоренцію и продолжать дальнѣйшіе переговоры съ латинянами, онъ не проявлялъ своей воли ни въ томъ, ни въ другомъ отношеніи. Когда обсуждался вопросъ о соглашеніи касательно “Filioque”, то, какъ мы видѣли, онъ готовъ былъ принять латинскій догматъ, но скорѣе условно, а не фактически, ибо онъ говорилъ, что не допустимо вносить въ православный Сѵмволъ Вѣры какое-либо прибавленіе. Св. Маркъ Ефесскій такъ говоритъ о послѣднемъ; говоря о сторонникахъ Уніи изъ среды грековъ, онъ пишетъ: “Къ нимъ причислился и Патріархъ, будучи обольщенъ уже и самъ, несчастный, жаждущій какъ можно скорѣе отбыть оттуда, хотя судьба гнала его къ смерти” 8). У Патріарха мы видимъ двѣ черты: слабохарактерность и лояльность къ волѣ Императора, желавшаго Унію ради политическихъ интересовъ, и съ другой стороны — желаніе не нанести ущерба Православію и достоинству Православной Церкви, которой онъ былъ главенствующимъ Патріархомъ. И хотя, конечно, онъ не былъ духовнымъ главой делегаціи и не проявлялъ въ сущности никакой активности, какъ по причинѣ болѣзненности и старости, такъ и извѣстнаго несочувствія ко всему дѣлу Уніи, однако, смерть его, несомнѣнно, была урономъ для дѣла Уніи; ибо въ Актѣ Уніи, этомъ плачевномъ для Православія документѣ, нѣтъ ни одной подписи, принадлежащей патріарху Православной Церкви, а тѣмъ болѣе — знаменательно отсутствіе подписи Константинопольскаго Патріарха.Со смертью Патріарха, какъ говоритъ Сиропулъ, Императоръ остался одинъ въ управленіи Православной Церковью, и все дальнѣйшее всецѣло взялъ въ свои руки.