Архипелаг исчезающих островов

Даже кондукторша, со свирепым видом отрывавшая билетики, милостиво разрешила сойти с задней площадки, когда трамвай остановился у Кропоткинских ворот. (“Где уж вам шагать через весь вагон в сапогах таких!”)

Так — почти триумфально! — состоялся мой приезд в Москву, потому что молодым человеком в унтах был я (читатель, наверное, уже догадался об этом).

Какая-то девушка, обогнав меня на тротуаре, засмеялась и оглянулась. Ей, вероятно, понравился треух. Я даже не улыбнулся в ответ. Не до улыбок было сейчас. Чем ближе к дому, тем серьезнее и сосредоточеннее я становился.

Медленно, стараясь протянуть время, поднялся по лестнице, повернул ключ в замке.

— Алексей Петрович приехал! — крикнули на кухне.

Тотчас население коммунальной квартиры высыпало в коридор — выбежали сразу все, будто сидели, притаясь за дверью, в ожидании моего возвращения.

— Где же Андрей? — удивился я.

— Андрей Иванович в институте. Хоть и выходной, а в институте. Прилетел на прошлой неделе. Думал, что вы уже дома. Загорел больше вас!

— Спрашивал меня кто-нибудь?

— Елизавета Гавриловна. Каждый день…

Еще бы!

Я подошел к телефону:

— Лиза? Это я. Здравствуй!.. Да, только что… Приезжай — расскажу… Здоров, здоров… И вот что: захвати Андрея по дороге. Он в лаборатории… Там нет телефона… Фотографии? Привез. Получилось хорошо… Увидишь…

Завтра или послезавтра фотографии появятся в газетах. Нехорошо, если Лиза узнает обо всем не от меня, а из газет.

Переодевшись, я поднялся на крышу, чтобы полюбоваться городом.

Внизу текла Москва-река. В воде отражались белые облака, зеленые деревья бульваров и красная Кремлевская стена. Будто крылья вырастали, когда смотрел отсюда на Москву.

Я любил ее такой — в яркий солнечный день. Но мне нравилась она и в туман, и звездной ночью, и в искрящемся зимнем уборе.

Всегда ободряла, радовала, успокаивала.

Только сегодня, несмотря ни на что, оставался осадок на душе. Я не мог забыть о фотографиях.

Да, ни одно из моих возвращений не было таким печальным. Какое же это было по счету возвращение?..

После окончания университета я зимовал на Северной Земле. Второе лето плавал в море Лаптевых и на гидрографическом судне “Гусляр”, уточняя границы материковой отмели. Отплавал — вернулся. Зиму провел в Москве и снова улетел в Арктику, на этот раз на остров Котельный, в группе Новосибирских островов.

С каждым годом, как видит читатель, подбирался все ближе к “нашей” земле, к району “белого пятна” в Восточно-Сибирском море.

“Белые пятна” на географической карте нельзя закрепить за собой. В любой момент может выдвинуться из тьмы некто, шагнуть к “белому пятну” и стереть его с карты одним взмахом руки.

Текльтон, правда, уже не мог сделать этого. Он умер, “не прозрев”, как говорили мы с Андреем, то есть так и не узнав, что слева по борту остались неизвестные острова.

Это был один из последних иностранных путешественников, побывавших в русском секторе Арктики. Кончилось время, когда к берегам Сибири жались норвежские, американский, английские корабли, пытавшиеся подобраться отсюда к полюсу. Кончилась эпоха случайных набегов, одиночных вылазок в Арктику. Советский Союз предпринял ее планомерное, последовательное освоение.

Ни одно капиталистическое государство, конечно, не смогло бы действовать с таким размахом и, главное, так целеустремленно. За короткий срок советские полярники продвинулись очень далеко в Арктике, закрепляясь на отвоеванных у природы позициях.

Уже зареял гордый советский флаг над островом Врангеля — крайней восточной точкой советской территории в полярных морях. Уже взметнулся он по флагштоку вверх над островом Виктории — крайней западной точкой Советской Арктики. Плещущий по ветру красный флаг подняли и в бухте тихой. Отважный советский ученый, академик Шмидт, высадился со своими спутниками на Земле Франца-Иосифа и утвердил права Советского Союза на этот обширный архипелаг, расположенный наиболее близко к полюсу.

Осуществилась мечта всех передовых русских людей: за одну навигацию был пройден Северный морской путь. Экспедиция на ледокольном пароходе “Сибиряков”, возглавляемая академиком Шмидтом, совершила то, что многим казалось невозможным: за два месяца прошла из Белого моря в Берингов пролив.

“Белые пятна” исчезали на карте одно за другим, и я следил за этим со странным чувством, в котором, кроме радости, было и ревнивое нетерпение.

— Недолго осталось ждать, — говорил я Андрею. — Очередь дойдет и до наших островов в Восточно-Сибирском море.

Но при этом мы все чаще беспокойно переглядывались.

Петр Арианович считал, что острова располагаются не очень далеко от материка. Однако, по мере того как советские полярники продвигались в глубь “моря тайн”, “моря тьмы”, гипотетическая земля отступала все дальше на северо-восток.