Геннадий Мартович, свет очей моих! О, как рыдал Барон29, когда я зачитала ему то место в письме, где Вы пишете о том, как написали бы обо мне — «о первом дуновении с моря, об этой давящей стене ветра» и т. д. Он с Вами совершенно согласен, особенно что касается «давящей стены ветра», ибо давление сие испытывает на себе довольно часто, спасаясь в своем кабинете, в кресле, которому была бы рада любая уважающая себя помойка, в клубах табачного дыма из вишневой трубки, привезенной из Парижа (но табак, увы, наш, натуральный самосад!), — стена ветра всюду его достает и в разгар самых сладостных медитаций требует к заветной жертве, например, пылесосить ужасный туркменский ковер, который нам подарила мама, и мы подыхаем от пыли. Правда, ковер исправно дерет наш кот Степан Бек-Софиев, но работы там еще много — ковер необъятен и кроваво-багров. Поскольку мой муж не только барон (есть в Германии, в Швабии, станция Кнорринген — оттуда и его предки родом), но еще и очень восточный человек (другие его предки носили очень длинную фамилию Кули Бек Софиевы оглы и служили у Шамиля (они, вероятно, лезгины), то как очень восточный человек он обожает всяческие трубки, ковры, жен, лень и т. д. Но на всякого ленивого восточного человека, склонного к бесплодной философии, всегда найдется «давящая стена ветра с моря», в данном случае в лице меня, т. е. столбовой внучки казачьего есаула, который когда-то участвовал в антисоветском мятеже и крепко уважал питие. Уф! Ну и фразу я закатила — вот как меня взволновали прекрасные Ваши слова и стихи о таинственной незнакомке, которую Вы ревновали «ко всему и ко всем». Это божественно! Вы прекрасны в каждой строке, и не дай бог нам однажды встретиться вживе. Что может быть лучше тумана (поэтического), воображения и т. д. Виртуальный мир уже назван реальностью, и потому с радостью сообщаю Вам электронный адрес журнала «Простор» (у меня лично такого адреса нет, да и компьютер сломан — я люблю пиш. машинку и никогда ей не изменю). Вы это должны прочитывать так: и никогда не изменю также Вам! <…> Нас читает даже Эфиопия! Дискеты с названными Вами вещами я не получала, ее не было в бандероли, клянусь нашим туркменским ковром! Книги были, фото были, а дискет — не было. Вероятно, Вы их забыли вложить, не могли же их вынуть на таможне? К нам спокойно приходят дискеты и из России, и из Киргизии, и т. д. Может, в самом деле, попробовать по электронной почте? Нам таким макаром присылали рукописи из Америки, из Иркутска, из Израиля. Боже мой, я бьюсь о Ваше письмо от отчаяния, что не получу ни роман «Русская мечта», ни повесть «Царь-Ужас», ни Ваши воспоминания!
Но ведь эта потеря не навсегда, и Вы все пришлете мне, да?
Говорила ли я Вам, что я тоже теперь бабушка? Моей внучке Алене уже три месяца (козерог и змея). Обожает стриптиз и гуляние, а также когда я ей пою всякую белиберду. Хоть я и бабушка, но внешне юна, как «ветер с моря» и «вспышка на фиолетовом небе», потому что молоды Ваши губы, выдыхающие эти слова! Барон снова рыдает. А я Вас обнимаю — N30.
(От Георгия Гуревича)
Москва, 12 июля 1994.
Дорогой Геннадий! Во-первых, поздравляю с «Аэлитой». Это приятно и почетно. Теперь навек Вы внесены в список лучших фантастов всех 12 разобщенных государств (12-кратный лауреат). «Аэлита» по-прежнему так же красива и основательна? И родонит есть, и черный мрамор?
Ужасно жалко Бугрова31. И почему это лучшие люди умирают раньше? Я глубоко уважал его. Бугров был Великим Работягой. Я уверен, что мир спасет не красота, а работяги.
«Приключения мысли»32 написаны, все 12 глав (русел). Проходит стадия подчистки. Надеюсь послать Вам числа 25—30 июля. Прошу простить мне некоторые незаконченные чистые страницы. На перепечатку нет сил, лишнего месяца и денег. Две ленты за перепечатку для меня слишком много.
Вам разрешается сокращать слова, абзацы и даты 1 и 2 главы, если покажутся лишними. Вписывать никакому редактору я никогда не разрешал ни глав, ни абзацев, ни слов. Сейчас живу в Переделкине, и, если верить Нелечке, буду жить до середины августа. Живу, как всегда, в корпусе и с каждым годом все меньше общаюсь. В столовую хожу раз в день на обед — трудно, ноги не желают. Сдаю, постепенно гасну. Вовремя успел написать отчет — «Приключения мысли». А за дверью — до балкона — великолепная пышная зелень, сияющая на солнце. Буйная жизнь идет своим чередом. Желаю Вам бурного (не буйного) успеха в создании подлинно литературного журнала.
Привет Лиде, Лене и Гомбоджапу. Есть ли у него сейчас какая-нибудь должность, например, Хранитель спокойствия и равновесия главного редактора?
С самыми лучшими пожеланиями всегда — Гуревич.
(От Георгия Гуревича)
Москва, 23 января 1995.