А пока я разговаривал с "Пятилеткой", расторопный Тынты уже успел распрячь уставших собак и хлопотливо разжигал примус. Андрей вытаскивал продовольствие из прорезиненного мешка. Меню нашего обеда: похлебка из пеммикана [мясной порошок, спрессованный с рисом и маслом], галеты, какао, чай.
Но прежде чем приступить к роскошной трапезе, мы с наслаждением переоделись в сухую одежду. В мешках у нас был запасной комплект оленьих и суконных рубашек, кожаных брюк и тюленьих непромокаемых пимов. Свою отсыревшую меховую одежду мы развесили сушить на торчащих стоймя льдинах.
Просто невероятно, какое количество кружек - благо вода под боком может выпить человек в такой обстановке и после такого похода! Наконец, чувствуя блаженную теплоту внутри, я со вздохом отвалился. Андрей продолжал громко прихлебывать горячий чай. Где же Тынты? Я выглянул из палатки.
Наш каюр обходил собак, свернувшихся калачиком на льду, присаживался на корточки подле каждой из них, осматривал лапы. При этом он что-то бормотал. В ответ раздавалось слабое повизгивание, будто собаки жаловались на усталость, на холод, на промозглую сырость.
- Ну, как, Тынты?
Он выпрямился и озабоченно посмотрел на меня.
- Не очень хорошо, начальник. Собаки начали разбивать себе лапы.
Я кивнул. Еще на полпути к нашему лагерю, идя последним, я начал замечать следы крови на снегу. Проклятый фирн! Собаки резали себе лапы об эти крупные ледяные кристаллы, похожие на битое стекло. И ничего нельзя было с этим поделать. Собачьи чулки, которые применяются весной и осенью, сейчас размокли бы в воде и перестали бы держаться на лапах.
- И ели плохо, начальник.
Тынты взял на руки и перенес одну из собак в более сухое место. Она даже не пошевелилась.
- Это Фея. Видишь, охромела. И Вулкан из твоей упряжки тоже охромел.
Некоторое время мы молча стояли подле собак.
- А посмотри, как спят, - продолжал Тынты. - Прикрыли носы хвостами, сгрудились все вместе: перемена погоды будет. Снег пойдет.
Я перевел взгляд с собак на небо. Оно было сплошь затянуто темными тучами. Поднимался ветер.
- Ничего, Тынты! - сказал я. - Второй лагерь разобьем уже на Земле Ветлугина!..
Ночью мне выпало стоять третью, последнюю вахту. Когда я, разбуженный Андреем, вылез из своего спального мешка и, потягиваясь, позевывая, принялся расхаживать у входа в палатку, метель уже стихла. Лишь изредка на льдины шлепались тяжелые мокрые хлопья. Потом вдруг просеялся дождь. Ну и погодка!
Я задумчиво смотрел на облака, постепенно редевшие, рассеивавшиеся. Небо и вода! Вода и небо! Необъятная пустота вокруг - Северный Ледовитый океан, и мы со своей палаткой, со своими собаками и санями затеряны в нем, словно бы потерпевшие кораблекрушение...
Не могу сказать, сколько времени прошло так. Вдруг мною овладело неприятное ощущение. Показалось, что кто-то стоит за спиной и смотрит на меня. Я оглянулся. Сутулая тень отодвинулась в сторону.
Медведь? Да, это был медведь. Из-за тороса выдвинулся еще один силуэт, покрупнее, отчетливо рисовавшийся на фоне зари.
Наши бедные псы были до того измучены, до того крепко спали, что не учуяли зверя. Вдобавок и ветер дул в сторону непрошеных гостей, привлеченных, вероятно, запахом пищи.
Я сделал резкое движение. Медведи вприскочку скрылись за торосами. Теперь светло-оранжевая, холодная заря была хорошо видна.
Я стряхнул с себя дремоту.
Но ведь солнце не заходит сейчас, оно проглядывает сверху в разрывы между облаками. Заря? Какая там заря! Не заря, а земля!
Земля?
8. ОТВАГА С ЗАПАЛЬЧИВОСТЬЮ
Я кинулся будить товарищей, еще не веря своим глазам, то и дело оглядываясь на узкую светлую полосу, боясь, что она исчезнет, растает.
Андрей и Тынты испуганно вскинулись.
Неожиданно я забыл все слова. Мог только громко и неразборчиво повторять: "Земля! Земля!"
Андрей выскочил из палатки, трясущимися руками поднял большой морской бинокль и торопливо приник к нему. А я в волнении и забыл про бинокль!
В сильных линзах, дававших восемнадцатикратное увеличение, земля как бы сделала к нам молниеносный прыжок. Она была холмистой. Округлые очертания ее почти сливались с окружающими торосами. До нее было двенадцать-пятнадцать километров, не больше.
Я сразу же мысленно схватил себя за шиворот и придержал. Спокойнее, спокойнее! Почему именно пятнадцать километров? Надо же сделать поправку на рефракцию. Из-за особенностей освещения в Арктике, из-за зыбкого марева, почти постоянно висящего над горизонтом, предметы как бы приподнимаются, парят. Они кажутся выше, больше и ближе.
Иногда рефракция бывает настолько сильной, что дает возможность различать предметы, которые не были бы видны на этом расстоянии при обыкновенном состоянии атмосферы.
- Три или четыре горы конической формы, - хрипло сказал Андрей, не отрываясь от бинокля.
- Конической? Что ты! Скорее типа плато, со срезанными вершинами. В седловине между двумя горами вижу лес.
- Это тень. Не бывает лесов под этими широтами.
Тынты молчал. Он очень долго глядел в бинокль, потом медленно опустил его.
- Лунная Земля, - пробормотал каюр.