С тревогой я прислушивался к нарастающему вою ветра. Он забирал все более и более высокую ноту. Облака неслись очень низко, почти над самой головой, цепляясь за ропаки и торосы. Земля уже давно скрылась в сером клубящемся месиве.
Но я поминутно сверялся с компасом:
- Норд-ост девятнадцать... Норд-ост девятнадцать... - бормотал я, словно бы мог забыть курс к своей Земле.
Упрямо продолжал убеждать себя в том, что еще успеем дойти до Земли и вернуться на корабль. Конечно, риск был очень велик! Но ведь нельзя же не рисковать, когда впереди наша Земля!
Главное, дойти до нее, захватить с собой образцы грунта, мха и вернуться на корабль с неопровержимыми фактическими доказательствами!
- Вперед! Вперед!..
Местами, где лед был гладким, мы переводили собак в галоп, а сами бежали рядом, упершись хореем в сани.
Переждать непогоду было некогда и негде.
Одометр показал, что санная группа продвинулась к Земле Ветлугина еще на три километра.
Но наши острова, кто их знает, могли быть и очень маленькими. Легко можно было проскочить мимо них в этом крошеве, в этой дождливо-снежной мути...
Внезапно вожак моей упряжки как-то странно ткнулся мордой в лед. Другие собаки тотчас остановились. Они неподвижно, стояли рядом с ним, поводя боками, понурые, мокрые.
- Рекс! - окликнул я.
Рекс, услышав мой голос, сделал попытку подняться, минуту или две качался на подгибающихся ногах и снова упал. Он был мертв!
Я в волнении нагнулся над ним. Оскаленная пасть, остекленевшие глаза! А ведь это была лучшая собака нашей стаи, самая работящая, терпеливая, послушная.
Трясущимися руками Тынты помог высвободить мертвого Рекса из лямки.
- Вперед, Тува, вперед!
Но не прошло и часу, как пали еще две собаки, на этот раз из упряжки Андрея.
- Что-то делай, начальник! - сказал Тынты, выпрямляясь над мертвыми собаками. - Не тянут.
- Хорошо, - ответил я, подумав. - Связывай лямки для нас! А ты, Андрей, проверь, без чего можно обойтись. Облегчай сани.
Так аэронавты вслед за балластом выбрасывают за борт вещи, лишь бы хоть немного продержаться еще в воздухе, достигнуть намеченной высоты...
Перекинув через плечо ременные лямки, подбадривая, понукая собак, мы поволокли свою кладь дальше, навстречу летящему мокрому снегу.
Так преодолели еще полтора километра.
Тринадцать часов. Время связи с "Пятилеткой"!
Антенна гнулась. Полотнище палатки вздувалось и хлопало.
Сквозь щебет и лопающийся треск пробился издалека напряженный голос:
- Товарищ Ладыгин! Товарищ Ладыгин!
- Слушаю вас, Никандр Федосеич.
- Место корабля... Скорость дрейфа - полтора узла. Слышите меня?
- Хорошо слышу: полтора узла.
Я не успел даже удивиться тому, что Федосеич называет меня официально по фамилии, а не по имени-отчеству.
- Товарищ Ладыгин! - Голос капитана то пропадал в эфире, то снова появлялся. - Только что из Москвы... радиограмма. Передаю текст: "Санной группе... немедленно... на сближение с кораблем..."
Минуту или две я безмолвно сидел перед рацией, стараясь собраться с мыслями, овладеть собой.
- Товарищ Ладыгин! Товарищ Ладыгин! Слышите меня?.. Поворачивать на сближение...
Да, это уже не просьба или совет; Это приказ! А приказ надо выполнять.
- Прошу радиопеленг! - сказал я. - Санная группа идет на сближение с кораблем...
- Есть дать радиопеленг, - повеселевшим голосом ответил капитан. Даем!
В наушниках плеснула знакомая мелодия:
Там, за далью непогоды,
Есть блаженная страна...
Это радист пустил нашу любимую пластинку, которую не раз проигрывали в кают-компании.
Но каким грустным эхом отозвалась в сердце знакомая песня!
Земля среди льдов поманила и скрылась. Мы были так близко от нее и вот вынуждены повернуться к ней спиной, уйти ни с чем!
Мне и сейчас трудно вспоминать о нашем возвращении на корабль. Что-то неладное творилось со мной. Впрягшись в лямки, я бежал рядом с санями, покрикивал на собак, осторожно переводил их по ледяным перемычкам, даже, кажется, ел и пил во время короткого роздыха, но все это делал почти машинально. Дразнящее видение узенькой оранжевой полоски, на мгновение возникшей среди туч, продолжало плясать перед глазами.
Видимость не улучшилась. По-прежнему полосами налетал снег, смешанный с дождем. Он бил теперь не в лицо, а в бок, потому что мы, согласно приказанию, резко отвернули на восток.
"Пятилетка" продвигалась с плавучими льдами где-то там, за мглистой пеленой.
Вскоре пришлось бросить сани Тынты. Часть клади перегрузили на мои и Андрея сани и припрягли к ним оставшихся собак.
Теперь мы не могли уже продвигаться с такой быстротой, как хотелось бы: через правильные промежутки времени, и довольно часто, нужно было выходить в эфир.
Невидимая гладкая дорожка расстилалась перед нами, выводя прямехонько к дрейфующему кораблю. Мы шли по радиопеленгу. Стоило отклониться от нужного направления, и звук песни в наушниках ослабевал. Тотчас же, повинуясь моей команде, упряжки поворачивали, и от сердца отлегало: голос певца приближался, звучал громко и ясно:
Будет буря, мы поспорим,
И поборемся мы с ней...
Да, "радиоверевочка", как шутил когда-то Сабиров!