Архипелаг Святого Петра

— Я долгие годы ходила, крадучись, в эту аллею. Ждала, что встречу тут свою судьбу, своею любимого. Потом увидела фотографию, точная почти копия: аллея Керн! Мне фотографию подарили, я тебе покажу. Давай пройдем вместе.

Мы шли, прижавшись друг к другу, я держал ее за талию, она меня.

— Чем это ты душишься? — подозрительно спросила Настасья. — Что за гадость?

Я старательно душился после бритья, мне казалось — женщине должно это нравиться.

— Надо мне тебе в ТЭЖЭ хороший одеколон купить, — заметила она озабоченно.

Я обиделся.

— Что я, жиголо, чтобы ты мне одеколоны покупала?

Я читал множество романов и знал много старомодных слов. Брави, жиголо, пассия.

— Я сам себе куплю. «Гвоздику», например. Хороший одеколон.

— Лучше «Шипр». Или «Красную Москву». Над твоим вкусом еще работать и работать.

— При чем тут вкус? Я одеколон не пью. Кстати, что такое «ТЭЖЭ»?

Позже, много позже запели: «Ален Делон не пьет одеколон...»

— ТЭ-ЖЭ?.. Это божество-о... — зашептала Настасья. — Одно из божеств архипелага Святого Петра-а... На всех островах есть капища его, зеркальные гроты... Островитяне расплачиваются с божеством ТЭЖЭ, приносят ему в жертву денежки, несчастное обоняние свое и свою умащенную шкурку.

— А имя-то, — вступил я в игру, — имя-то его инопланетное что обозначает? Почему его зовут страшным именем ТЭЖЭ?

— Никто не зна-ет... — прошептала Настасья.

— Кого я вижу?! — прозвучал звучный баритон обгоняющего нас высокого загорелого хорошо одетого мужчины в велюровой шляпе. — Глазам своим не верю! Разве вы не за границей? Я-то думал: вот поеду на гастроли, а там в партере Несси — в Карнеги-холле, например.

Был я представлен весьма известному музыканту, оглядевшему меня с головы до ног, оценившему, бросившему вопросительный насмешливый взгляд спутнице моей. Он пригласил ее на свой концерт в филармонии, последний перед гастролями, и обратился ко мне:

— Любите ли вы Брамса?

— Я, знаете ли, песни люблю. И даже сам исполняю. Да я вам могу сейчас спеть.

Я отошел от них метра на два. Они прекрасно смотрелись рядом, люди одного круга, элегантные, нарядные аристократы эпохи победившего социализма.

Я воздел руку по направлению то ли к Чайному, то ли к Кофейному домику (я их постоянно путал), то есть к Ерику, другую пятерню приложил к груди и запел:

Чайный домик, словно бонбоньерка,
как игрушка, в цветнике из роз.
С к берегу пришедшей канонерки
в чайный домик заглянул матрос.

Он пришел сюда не по закону,

как не подобает морякам,
заказал вина на две персоны
и обвел глазами по углам.

Народный артист глядел на меня, вылупив глаза, Настасья была совершенно ошеломлена и слушала пение мое, раскрыв рот от изумления. Я продолжал, не сморгнув:

А в углу красивая японка
тихо пела песню про любовь.
Вспомнилась родимая сторонка,
заиграла в нем морская кровь.

Дедушка Крылов, равно как Диана, Аполлон и Аврора, слушали меня не без сочувствия, особенно дедушка Крылов; полагаю, мы представлялись ему животными из басни. Я пел очень выразительно, почти со слезой:

Десять лет, как чайки, пролетели,
у японки подрастал малец,
и однажды перед сном в постели
он спросил: «А кто же мой отец?»

И светловолосому ребенку,

теребя в руках британский флаг,
отвечала ласково японка:
«Твой отец английский был моряк».

— Браво, — сказал музыкант, — очень мило. К сожалению, мне придется удалиться с вашего сольного концерта, мне пора на репетицию перед моим, не совсем сольным. Несси, я надеюсь вас увидеть в зале филармонии. Молодой человек, желаю вам творческих успехов.

Настасья подошла ко мне и встала руки в боки. Ее скулы, похожие на яблочки, горели.

— Ну, не зна-ала, что ты такой. Ты ревнивец чертов. Ты маньяк. Я тоже песню знаю: «На по-быв-ку е-дет мо-ло-дой маньяк...» Песня про тебя. Нахал. Собственник несчастный. Кулацкое отродье. Жертва комплексов.

— Я не буду больше, ладно, не сердись, я тебе мороженое куплю.

— Мо-роженое? — Настасья расхохоталась.

У нее был чудесный характер, она не умела долго обижаться, дуться, сердиться.

Мы сидели на зеленой скамеечке в уединенной аллее с видом на Марсово поле. Настасья доела свой пломбир и спросила:

— И много ты таких песен знаешь?

— Больше, чем у тебя знакомых, будь уверена. «Жил один скрипач, молод и горяч...»

— Ой, хватит, хватит, на сегодня достаточно! Уволь. Хотя голос у тебя ничего, а слух еще лучше. Если бы только ты не пел такую гадость, тебя можно было бы и послушать, может быть.

— Ради вас, леди, я готов сменить репертуар.

— Что-о?..