Архитектура для начинающих

– Какие мы нежные, – отступая, хмыкнул Золотарев. Он из принципа никогда не лез в женскую иерархию семейных отношений, руководствуясь неписаными правилами традиций, переходящими из века в век. Во многом основанными на древнем «стерпится – слюбится», вот только Риту все больше раздирал вопрос – зачем терпеть без любви? Ради денег? Положения в социуме? Маленькой дочери? – только дети, даже если не понимают, все равно чувствуют нелюбовь.

– В следующий раз звони сначала! – Мишка победителем захлопывает за женой калитку, металлически крепко щелкает задвижкой.

Рита садится на переднее кресло рядом с отчимом. Павел Юрьевич заводит машину.

– Звонила Диана, они с Сонечкой идут на озеро кормить уточек, там связь не ловит, – мягко передает предупреждение матери. Между строк "любимую женщину успокоил, все дети в порядке, включая Соню и саму Риту".

Машина трогается с места. Шины с легким шорохом катятся по мелкому щебню насыпной дороги. Золотаревская вотчина удаляется в зеркале заднего вида, мимо проплывает глухой забор дома Кампински. Впереди сиреневый вечер неизвестности.

– Спасибо, что вы за мной приехали, – первое, что произносит Рита, обретая дар речи. – Мама была права. Мне не следовало ходить туда одной. Я просто дура. И может быть, она права – Нина Андреевна, и я действительно не имею права на эти все вещи? Я ни одной не купила на свои деньги…

– Вот увидишь, все будет хорошо, – обнимая Риту за плечи, Павел Юрьевич произносит самые обычные, заезженные бытом и романами слова. Добавляет:

– Ты у нас самая умная, красивая, а теперь еще и самостоятельная. Мы в любом случае с мамой за тебя, а вещи… не в пирогах счастье, милый друг, а в том, чтобы никто не смог упрекнуть тебя ими.

После Ритиных ночных откровений о личном отношение Павла Юрьевича к ней не изменилось. Осталось таким же покровительственно-отеческим.

– Спасибо, – повторяет Рита. И пусть она сама еще не определилась с собственным внутренним ощущением правильности или ошибочности происходящего, но стало спокойнее на душе.

«И занавеску еще жалко», – посвятив оставшийся вечер разбору сумок и думок, Рита так отвлеклась, что не заметила, как прошло время, и очень удивилась, когда, закрыв шкаф, посмотрела на часы. Земное/местное стремится к полуночи.

«Звонить маме сегодня уже явно поздно, – откладывает телефон до завтра. – Они с Соней наверняка десятый сон досматривают. И мой ангелочек сопит себе».

– Хороша ж мать! Побежала устраивать личную жизнь, ребенка бабушке с дедушкой сплавила! – провокационно вступает во внутренний диалог Совесть.

Мечтая сбежать от нее, Рита выключает свет в комнате, проходит в кухню, ставит на плиту чайник и уже привычно присаживается на край подоконника.

– Какой там устраивать? Скорее, рушить, – тихо отвечает себе и Совести на вопрос о личной жизни. – Слишком много всего произошло за короткий, сжатый срок в несколько последних дней, чтобы теперь просто так, однозначно сделать вывод или выставить оценку.

За всю жизнь не происходило столько судьбоносных событий подряд, как за последние чуть больше двух месяцев.

– Я хотела любви. Я умирала, как хотела того, чего не знала! – шепчет себе и наступающей полночи Рита. – Я ненормальная просто. Про таких говорят «зажралась или с жиру бесится». У меня было действительно все, что полагается там по списку материальных ценностей, заведующих счастьем человеческим. Но этого оказалось мало!

– Зато теперь нет ничего. Ни дома, ни любви, и дочь ночует у бабушки. Мечта! – подмешивая в чай сарказм, Рита в который раз ошибается с дозой и теперь остается лишь терпеть, как лекарство, его жгучую горечь. Она же, (горечь), в свою очередь оттеняет чувство странной неприкаянности. Будто разум до конца еще не поверил в происходящее – еще вчера, (да что там! еще сегодня утром!) «тот» дом и хоть порядком надоевший, но старый мир, а теперь нет… его, этого мира…

Стекленея взглядом, Рита смотрит сквозь свое отражение в ночном окне и видит лишь темень. Нет даже огней в ее будущем. Ничего нет. Только прошлое.

– Которое я однозначно решила за всех… – едва строится косноязычная фраза, не похожая ни на вывод, ни на что-либо иное.

«Страшно.

Я не знала… Думала, будет иначе – вздохну с облегчением, сбросив старую жизнь, как кандалы, и зашагаю вперед».

«Я… наверное… просто устала. И завтра наверняка будет лучше!» – закрывая глаза, Рита опускает голову. Волосы падают, скрывая лицо. – «…и было бы легче, (если бы ты была здесь) – но об этом если и думать, то только так – пунктиром и в скобках»

«Как говорил Атос: Вы сделали то, что должны были сделать, д’Артаньян. Но, может быть, Вы сделали ошибку».

Решительно подняв голову, Рита смотрит в глаза ночи и темному будущему, представшему сейчас прямо перед ней в лице собственного отражения.

«К Золотаревым назад я никогда не вернусь и Сонечку им не отдам, чего бы мне это ни стоило!»

– Об Ольге… я не хочу и не буду сегодня думать.

Отойдя от окна, Рита выплескивает в мойку остатки чая, ополаскивает чашку, ставит на место.

– Да и плевать на эти шторы!