– Ректор, мать его, Афанасьев! Вот кто! – победно шепчет Золотарев. – Он городчанин от городчан. Он раритет. Он…
– Его отец первым предложил «Северо-Запад», – Ольга задумчиво катает слова на языке. – Это может быть в минус.
– А может в плюс! Думаешь, Задворский об этом знает? – сомневается Михаил. – Я вот не уверен.
Мысленно Ольга прикидывает так и эдак. Тело получило свой адреналиновый заряд от решения задачи, апатия неохотно уступает место энергии. Оружие сверхточного наведения рассчитывает полет до цели и как ни крути, а все теперь сходится к Ритиному отчиму.
Ольга поднимает бумажный стаканчик с кофе:
– Ты прав, Золотарев. За ректора! За Павла Юрьевича!
Мишка в ответ растягивает лыбу:
– За Городок! – поднимает свой кофе. – И за «Северо-Запад!»
– Слушай, – осушив свой стакан в два глотка, Ольга по-деловому смотрит на Мишку. – Раз уж мы тут все с тобой решили, то и действовать тоже нам. Понимаешь, о чем я? Ты можешь убедить отца пока распустить их всех куда-нибудь на обед и вообще желательно до завтра?
– Легко, – обещает Мишка. Решение таким образом принято единодушно и подлежит немедленному исполнению.
– Сейчас увидишь! – бросает пустой стакан в урну, надевает на лицо маску «кто здесь начальник?».
Перемирие делает обоих свободнее и одновременно скованными теперь самой крепкой цепью из существующих, как уговор, который дороже не только денег.
Ольга кивает. Миша спешит обратно в кабинет.
Глядя ему вслед, Ольга невольно вновь вспоминает Риту, признает, что «теперь, наверное, всегда так будет. Глядя на него, видеть/думать о ней. Они муж и жена».
Ожидание позволяет развить неугодную тему дальше, где в нее приходит очередной вкус раскаяния.
«Я никогда не задумывалась о тебе «внешней», прости меня», – мысленно произносит Ольга далекой подруге.
«Как складывалась твоя жизнь вне моей. Чем ты занималась и о чем думала, закрывая за собой дверь до следующего дня/встречи. Мне было безумно хорошо, приятно, комфортно с тобой. Я слишком быстро и эгоистично стала считать тебя, твои мысли, тело и чувства своей собственностью. При этом совершенно о них не задумываясь. Понятно, что расчет проекта в то время забирал девяносто процентов всего моего сознания, но, знаешь, чем дольше я сейчас об этом думаю, тем больше понимаю, что без тебя он не сложился бы в конечный результат, который сейчас все знают как «Северо-Запад». Ты создавала меня каждый день, а я в ответ создавала проект. Ты первопричина».
И вновь позабыв, зачем она здесь, Ольга глубже погружается в собственные мысли, в мысленный диалог с собой и Ритой. Он должен помочь ей, ибо в последнее время что-то отчаянно не пускает ее вперед. Словно фантомная боль неизвестной природы, места, происхождения. Словно что-то очень важное она пропустила в расчетах, не учла или не заметила.
«Узнав, что ты замужем, я предпочла забыть об этом, руководствуясь житейским "поздно пить боржоми". Раз уже все случилось, зачем теперь отказываться от удовольствия. Тем более что и ты вовсе не собиралась идти на попятную. Ты-то изначально знала о собственном семейном положении и значит, это ты врала, ладно, не договаривала мне. Это твое было осознанное решение/выбор. Я просто приняла его на собственных условиях «временности». Я поняла, что нам обеим с тобой так удобно будет до определенного момента, когда мы спокойно "расстанемся друзьями". Как я ошиблась?!»
«Ты не собиралась расставаться со мной! Ты просто наконец-то встретилась сама с собой! С тем неизведанным, что многие годы скрывала глубоко и ото всех, включая себя. Боюсь, что ты вообще в тот момент просто не успевала задумываться над происходящим. Я проходила когда-то это. Я помню состояние «былинки», словно горный поток несет реальностью на захватывающей дух скорости в неизвестном никому направлении, и ты теряешь ощущение времени, пространства, параметров/ограничителей. Ты просто удивляешься, что все еще на плаву. Хватаешь ртом воздух, а он наполняет легкие сладко-горькой легкостью, дает жизнь и одновременно топит».
Ломая Ольгины мысли, из кабинета Никиты Михайловича повалили люди, заполнили голосами фойе, потянулись по коридору к своим кабинетам или куда-то еще. Последним вотчину отца покинул Миша Золотарев. «Как ни храбрится, а тоже выглядит не айс» – мысленно отмечает Кампински одной ей известные старинные приметы в поведении школьного друга.
– Идем, – вдвоем спускаются к парковке. По правилу перемирия, единодушному, негласному решению они никогда больше не заговорят о личном. Вопросы, намеки, собственные выводы и наблюдения отныне под строжайшим табу.
– Он сейчас в институте должен быть, – Ольга бросает взгляд на часы.
Мишка соглашается:
– Давай туда.
Две машины друг за другом покидают стоянку и устремляются к одному из старейших зданий в Городке, соседствующему с несколькими новейшими корпусами.