– Павел Юрьевич, – Рита хитро улыбается и скашивает на маму глаза, как бы намекая на взрывоопасные обстоятельства. Мама Диана не видит дочь за своей спиной. Соню же буквально разрывает смех, но она геройски сдерживается, прыгает от странной щекотки, разливающейся в животе из-за того, что у взрослых происходит нечто острое и совсем-совсем непонятное.
– Душа моя, – басит большой, бородатый Афанасьев, похожий на деда мороза в летнем отпуске. – Мы воспитали хорошее поколение. Беспокойное, талантливое и очень упертое.
– Но ты убедил его? – по одним ей известным приметам, женщина понимает, как невозможно устал ее мужчина. Это факт, сдобренный еще тем, что любимый муж жив, здоров и сейчас рядом с ней, гасят львиную долю негативных эмоций.
– В следующий раз, когда кто-нибудь явится в наш дом и предложит мне стать миротворцем… – он не успевает закончить, Диана моделирует фразу по-своему.
– Ты обязательно повторишь свой подвиг. Или это будешь не ты! – что-то обреченное слышится в ее шутливом отчаянии.
Помахав на прощание маме, Соня еще смотрит, как Рита исчезает за поворотом, и лишь когда ее образ скрывается окончательно, поворачивается вперед, где дедушка с бабушкой негромко беседуют о «район Северо-запад обязательно будет».
– А почему мама не поехала с нами? – громко спрашивает девочка. Ей немного и много грустно от этого. – Я бы показала ей свою клумбу.
Бабушка Диана поворачивается к внучке. Она улыбается, но в легких морщинках у глаз Соня видит грустинку (словно бабушка хотела бы поплакать, да улыбка ей не дает это сделать).
– У твоей мамы сейчас много неотложных дел, – мягко произносит Диана. – Но даю тебе слово, что скоро, на выходные она приедет.
– Хорошо, – Соня уже знает, что «слово» это что-то невидимое, но очень весомое, такое, что не дает врать и нарушать обещание. Оно представляется ей волшебством, действующим на людей из своего волшебного мира.
– Я беру твое слово и даю тебе свое, – обещает девочка. – Что сделаю клумбу для мамы еще лучше, чем сейчас есть.
– Принято, – почти серьезно отвечает Диана.
«Полностью серьезной она, наверное, никогда не бывает», – думает Соня.
«Вот бабушка Нина бывает. И даже сердитой. А баба Диана другая совсем».
За окнами машины тем временем заканчиваются городские кварталы, начинается пригород с перелесками и лугами.
Дед включает негромкую музыку. Он называет ее ковбойской, а мама говорит, что это «кантри». Соне нравится такая музыка, и она улыбается деду через зеркало.
– Задворский на поверку оказался нормальным чинушей, – Мишка в красках поведал отцу о событиях последних нескольких часов. – Ему пообещали имя отца-градостроителя, и он сразу начал с нас требовать сроки.
Никита Михайлович довольно крякает. Отсыревший после третьей кружки горячего чая, он сидит в старых трениках, фланелевой рубахе и плетеных шлепанцах на босу ногу.
– С Афанасьевым это вы хорошо придумали, – вечер тает сахарной ватой, сливочным маслом с маааленькой ложечкой дегтя. – Ее идея была?
Вопрос отца незаметно портит Михаилу настроение.
«Ну почему сразу ее?!»
«Неужели ты действительно считаешь меня глупее или менее самостоятельным?» – досада разливается привкусом горечи.
– Нет, – словно его не касается, не задевает, Миша пожимает плечами. – Моя.
Приехав со встречи, он прямиком отправился к отцу. Последнего нашел сидящим в плетеном кресле на веранде у протопленной бани. В воздухе едва ощущается смолистый дымок березовых и лиственных полешек. Отец принципиально топит баню исключительно дровами по своей собственной системе.
– Раздевайся. Парная сегодня что надо! – он кивает на рабоче-официальный прикид сына. – Я скажу матери, она тебе полотенце и сменку принесет, пока Светка с пацанами не пришла.
Миша знает, что отказаться нет шансов, и если быть честным до конца, то и не хочет (отказываться).
– Тем более после такого дела, – продолжает Никита Михайлович. – Сам бог велел.
– А чего она пешком? – Мишка стягивает рубашку как в детстве, расстегнув лишь две верхние пуговицы. Глухо (из-под одежды) звучит голос.
– В рейсе, – коротко отзывается отец. Дальше слышен стук калитки, звонкие голоса племянников.
«Раньше к ним непременно примешался бы Сонькин», – скомкав последнюю мысль вместе с несвежими носками, Мишка оставляет их на лавке и делает шаг в горячее лоно парной.
Проводив «своих», Рита вернулась в кофейню, заинтересовавшую ее сегодня утром.
Странное желание побыть одновременно одной и «на людях» здесь законно воплощается в жизнь.
Сейчас пространство в зале задается матовым, приглушенным и каким-то вкусным освещением.
«Или это, в общем, все вместе создает подобный эффект?»