– Да я не со зла, – с досадой отвечает Михаил, – просто смеяться над тобой же все будут, приехал дурачок из Центра, а на ней пробу уже ставить негде, – он бросает быстрый взгляд на Талгата, – ну, хочешь, остановлю сейчас, выйдем, в морду мне дашь. Если полегчает…
– Про Питер, как про любой другой город, можно собрать миллион мнений. Я знаю людей, которые просто живут в нем. Просто родились в этом городе, как и я, но не имели тетушки, упертой в любви к Ленинграду. Они росли там, учились, женились и прочее. Они и есть Питер в каком-то смысле.
Устроившись в соседнем кресле, скинув босоножки и обняв колени руками, Рита слушает рассуждения Ольги. Предложение «обнулить» все взаимные определения неожиданно сбросило с плеч (или с души) неподъемный груз. С ним свалились обиды (что может быть хуже и бессмысленнее этого чувства?), стало легче дышать, говорить, мыслить.
Ольгины слова рисуют в воображении Риты невидимый город, как тогда, когда она творила свой проект «Северо-Запад».
– Я знаю тех, кто мечтал увидеть Питер. Стремился изо всех сил и даже шел на какие-то жертвы или риск, а потом оказывался разочарованным. Не рисуй себе идеальный город. Питер вовсе не такой, в нем, как у любого человека – есть куча недостатков, достоинств, и то и другое противоречиво.
– Не буду, – с легкой улыбкой заверяет Рита. – Но мне очень любопытно будет посмотреть. Город, как ни крути, легендарен с самого своего основания. Это не Москва или тот же Киев, которые просто выросли из стихийного, древнего поселения.
– Да. Ты права, – Ольга отмечает согласие наклоном головы. – Питер очень своеобразный по духу город.
– …а ты? – спустя немного времени Рита решается на тихий вопрос. – Почему ты в нем не осталась тогда?
Она исподволь смотрит на Ольгу. На четкий профиль любимой, самой необычной и дорогой сердцу женщины.
– У меня тоже неоднозначны отношения с ним, – отвечает, наконец, Кампински. – Он дал мне характер, чувство прекрасного и сурово отправил в мир искать свой собственный путь.
– Не знаю, Рит, как точнее тебе сказать, – Ольга чешет кончик носа. – За первые шесть лет моей жизни в меня, как в маленький комод, было втиснуто слишком много противоречивых событий и информации. Я не представляю, как можно было бы тогда повернуть события иначе, чем они сложились. Да теперь их и не изменишь. Я стремилась обратно. Все детство и юность жила этой единственной мечтой – это был стимул учиться, взрослеть, а потом вдруг все кончилось не самым лучшим образом. Сначала я лишилась лучшего друга, затем первой любви, а потом мечты рухнули, когда я поняла, что того Питера нет – он плод моего собственного воображения и теткиных рассказов. Есть улицы, каналы, здания. Но чего-то такого, что передавала мне тетка Соня при жизни, нет.
– И ты решила покорить Москву? – Рите очень хочется верить, что Ольга никому еще не рассказывала о себе так откровенно, доверительно. От осознания подобной избранности, щекоток в животе разливается волной нежности.
– Да, – уже веселее подтверждает Кампински. – Я ж вредная, как этот город. Все вопреки, все из принципа. А ставка меньше, чем золотая столица, что это вообще?
В белую ночь как-то само собой забываешь о времени. Кажется, что его вовсе нет, часы нагло врут.
Прокатив «гостью» особенно любимыми и уютными на свой собственный взгляд/вкус улицами, Ольга паркует машину у дома с аркой. Поясняет:
– Там проходной всю жизнь был, но сейчас шлагбаумов нацепляли, не проехать.
Выйдя из машины, Рита запрокидывает голову вверх, чтобы окинуть взглядом старинное здание, небо над ним. Оборачивается назад – там, в канале струится белая ночь.
Подождав, пока Рита осмотрится, Ольга кивает дальше – пойдем.
– Здесь немного непривычно будет для тебя, – запоздало сообщает в парадном. – Это, конечно, не известная всем ротонда…
Потеряв последнюю способность выражать эмоции словами, Рита становится в центр своеобразного узкого «колодца». Лестница винтом уходит в… пропасть. В высоте так призрачно темно, что начинает казаться, будто ты смотришь не вверх, а вниз.
– Всем не всем, а я точно ничего не знаю ни о какой ротонде, – на всякий случай Рита время от времени касается рукой отполированных временем перил. Квартиры здесь расположены со странным подъемом в половину этажа.
– Потом покажу. Если интересно будет, – на условно третьем этаже у страшно-бордовой двери Ольга достает ключи. – А пока пришли.
Стена слева от входа хранит следы коммунального прошлого в виде трех дверных звонков, которые, скорее всего, давно не работают, но навечно прикрашены к этому месту масляной краской. Звук открываемого замка эхом уносится в неизвестную высь, под темные своды парадной. Рита чуть ежится от наползающей жути – в паутине этой неясной мглы над головой наверняка застряли души, призраки и бог/черт знает, что еще.
– Прошу, – Ольга спасает приглашением пройти в «хоромы». Рита торопливо шагает вслед и невольно берет Кампински за руку.
– Мы… еще в нашей вселенной? – неконтролируемо повисают ее слова в вековом сумраке.