«Так продолжаться не может», – она не смотрит в зеркало – что там хорошего? С каждым новым днем очередные морщинки забот, сединки проблем.
«Отпустила Мишку пожить/успокоиться и что из этого вышло? – Катерина!»
– Вот ведь свинья оказалась! – ворчит женщина, кряхтит, усаживаясь на унитаз. – Только маленькую щелочку в заборе нашла, так весь огород изнахратила своим рылом. От соседей теперь не скроешься никуда после вчерашнего скандала, когда она с голой жопой через заборы скакала от собственного мужа из Мишкиного дома.
– Позорище! – Нина прикрывает глаза, на душе становится легче – «пусть мужики думают себе, что хотят, но в жизни ясно одно – как женщина решит, так и будет».
Спустя два часа она выходит из дома готовая ко всему.
Муж благополучно собран и отправлен на работу.
Дочь поставлена в известность и поддержит информационный фронт.
Денег в гомонке и зарядки в телефоне достаточно. Решимости – хоть отбавляй!
А Городок, конечно, изменился за последние пятьдесят лет, но все равно остался прежним – ее Городком. Просто повзрослел вместе, заматерел, обзавелся новыми детьми-районами.
«А вон там когда-то они с мамой и сестрой ели мороженое по выходным и караулили отца. Он с друзьями ходил болеть за их футбольную команду на городской стадион, а после матча норовил сбежать в пивнушку, дабы отпраздновать победу или запить поражение.
Позже стадион заброшенный стоял, потом его трибуны оккупировали спекулянты в девяностых, потом хулиганы, а после вовсе снесли, когда одна компания отморозков сожгла на футбольном поле другую компанию себе подобных…»
«Хотя стадион-то не виноват был в людской дикости…»
Теперь здесь три новых дома, построенных компанией мужа и ехидно прозванных в народе «шукшинскими».
А еще здесь любовница Мишкина живет, почитай – вторая жена – Джамала.
Подходя к остановке, Нина Андреевна думает о том, что, может быть, и впрямь было бы лучше поженить их тогда еще, после выпускного…
Это глупые детки думают, что об их делишках взрослые не догадываются, а родители знают многое и если молчат, то лишь по своим взрослым соображениям.
«Теперь уже поздно, – женщина оглядывается на подходящий автобус. – Отболело у нее. К Мишке она теперь ни за что не вернется. И чего его только в Ритке привлекло?»
Оплатив проезд, Нина Андреевна проходит в середину, занимает свободное место – путь неблизкий предстоит и нелегкий.
На подходе к Москве пришлось сбросить скорость. Движение здесь плотнее, ограничителей больше, камер.
Мишка не выдохся. Судя по всему, включил ненадолго остатки мозга, что само по себе не может не радовать.
Рита отписалась о том, что договор в силе, и она уже завтра готова к переезду на питерскую квартиру.
Талгат коротко ответил «на месте».
Вера прислала жаркое приветствие/пожелание доброго утра и скорейшей встречи.
«Странное я существо, – усмехается сама себе Кампински. – И вроде все хорошо, а выискиваешь в слове каждого подвох».
Мозг у Золотарева обязательно выключится – это ясно, как белый день. Ему нужен сейчас кто-то виноватый. Ольга – претендент номер один.
Рита слишком быстро согласилась – значит, плохо подумала или просто поругалась вчера с мамой (Диана – женщина со стальным характером), и это ее решение еще может и будет не единожды пересмотрено.
Талгат «на месте» – ну, молодец! Эти два слова создают жизнерадостный прогноз лицезреть его кисляк всю предстоящую половину дня.
«Хотя можно объединиться с тобой против Золотарева и вообще соскочить потом, оставив вас наедине».
– Только эти засранцы мне весь проект попортят своим «острым личным неприязнем», – Ольга сворачивает на относительно тихую улицу, ведущую к ее району (есть еще время заехать домой, принять душ) – и остается Вера с этой неизменной своей надеждой на любовь.
Проснувшись рано утром, словно очнувшись не ото сна, а от глубокого обморока, Рита поднялась с кровати, открыла окно. С ее второго этажа виден только туман, густой, как молоко и лишь слегка подсвеченный первыми солнечными лучами. Часы констатировали 06:01.
Прихватив запасное одеяло, Рита ныряет в тепло к спящей в широкой «гостевой» кровати дочери.
Утро вечера мудренее – без сомнений!
К общему мнению вчера так и не пришли, но «это уже ничего не изменит. Назад мне дороги нет. Я это признаю для себя, и мама признает со временем».
А творческая часть души уже отпустила все якоря семейного груза проблем. Она уже мысленно сносит фанерные стены бывшей Питерской коммуналки, обдирает до самого кирпича несущие, меняет окна, пол, потолок…
«Странная квартира! – делится впечатлением внутренний голос. – Странная история, этот их круглый подъезд…» – в памяти олицетворение времени застывает в спирали лестничных маршей и уходит куда-то вверх, наверное, до самого Олимпа.