Несколько крупных капель шлепнули по стволу березы, забору, подругам.
– А ты? – оборачивается Джамала, прикрывает глаза ладонью от летящего с ветром песка.
Ольга уже висит на ветке, подтягивается на руках, дабы проверенным способом перемахнуть через старый забор.
– Крепчает ветер, значит, жить старайся! Помнишь?
Она не слышит слов Джамалы в ответ, лишь видит, как последняя машет рукой на прощанье и торопится к дому сквозь «живую аллею», где ветер рвет листву с кустов сирени.
«Самого главного ты мне все равно не сказала, – ныряя в спасительную тишь салона любимой машины, усмехается Ольга. – Но это уже совсем другая история».
– Мама, я понятия не имею ни малейшего, кто слал фотки голой Кати Катиному мужу! – Рита никак не может определиться, смешно ей это или оскорбительно. – Я и мужа ее не знаю и вообще, как ты себе это представляешь? Я под окном сижу и жду, пока они с Золотаревым еее… сношаться начнут?!
Раскаты грома хохочут над миром и заливаются дождем.
Диана сердито поджимает губы. Соня внимательно следит за дядей Стефаном, а тот невозмутимо починяет примус. Они с Ритой едва успели до начала грозы. Сейчас стихия, отбушевав над дачами, медленно смещается в Городочном направлении, оставляя после себя невыносимо вкусный воздух.
– Хорошо, – Диана кивком головы снимает вопрос о маньяке-соглядатае с повестки вечера и поднимает следующий: – Где ты была?
Ее голос звучит спокойно, но Рита нисколько в это спокойствие не верит. Однако и отступать обратно смысла не видит.
– Ездила смотреть первый свой настоящий объект. Три комнаты, кухня, удобства и прихожая, – честно отвечает маме. – Все в полном моем творческом распоряжении и вне компетенции Золотаревых – обоих.
– И не в Городке? – уточняет Диана.
– В Питере, – без обиняков отвечает Рита. – Несколько месяцев я буду жить там и работать, об этом я хотела поговорить с тобой.
Молния за окном добавляет эпичности сказанному. Мать и дочь напряженно смотрят в глаза друг другу.
Весь обратный путь Рита мысленно готовилась к этому разговору, но сейчас ей нисколько от этой подготовки не становится легче.
– То есть, – медленно произносит Диана, – ты уже… как это? Заключила договор? Подписала некий контракт?
– Соня пока поживет у вас с Пал Юрьичем, – продолжает Рита, игнорируя вопросы матери, ей и без них нелегко даются слова, поясняющие собственное решение. – Я буду приезжать по мере возможности, а потом заберу ее насовсем.
– Не так быстро! – защищается словами Диана и нападает. – Где ты их нашла, этих заказчиков? Что это за люди? Ты их знаешь? Рита!..
– Мам, ты обещала доверять мне, – дочь гасит тоном чересчур эмоциональную тираду матери. – Так держи свое слово!
– Нет… – Диана качает головой, словно отказывается верить или слышать. – Ты наивна, Рита! Нельзя же быть настолько… глупой!
– Мама, – отвечает новая Рита, та, что в отличие от прежней, абсолютно спокойна и уверена в собственной правоте. – Я вернулась только за вещами, компьютером и послезавтра уезжаю. Я приняла решение, дала слово и не отменю ни первого, ни второго.
– Нет! – в комнате повисает напряженная пауза. На окрик Дианы оглядываются даже Стефан с Сонечкой, но быстро теряют интерес к непоняткам между взрослыми женщинами и вновь возвращаются к починке старинного механизма. – Ты никуда не поедешь, – шипит Диана анакондой.
Рита отрицательно качает головой
– Да, мама. Я поеду. Я так решила. И это моя жизнь.
– Посмотрим, что ты ответишь Сонечке, когда она тебе такое заявит! – выяснять отношения дальше мать и дочь уходят в кухню.
– Что-то Пал Юрьич задерживается, – переживает вслух Диана. Ей не хватает спокойствия мужа, его рассудительности.
Рита открывает окно в тёмную, пахнущую озоном, ночь. Соглашается с маминым предложением – поживем/увидим. Мысленно обещает сама себе никогда не пытаться жить за дочь, а дать ей свободу выбора. Она не настроена спорить дальше.
– Из-за истории с отцом мы с тобой пропустили мой подростковый бунт, – ее улыбка-признание горчат, – что может быть хуже тинейджерских метаний в 29–30 лет?
Но Диана по-прежнему не слышит желание мира в голосе, словах дочери.
– Ты не понимаешь! – продолжает она на прежней высокой ноте. – Ты думаешь, это так просто, смотреть, как твой ребенок упорно ползет к краю обрыва, и лишь верить, что по какой-то случайности он не упадет и не разобьется. Ты упорно не хочешь видеть этот несчастный обрыв впереди!
Словно сдаваясь, Рита поднимает руки.
– Хорошо. Ты знаешь лучше, со стороны виднее, и ты меня любишь, – в ее голосе вселенское терпение, как в разговоре с маленьким, капризным простудой ребенком – тогда скажи мне, мама, что делать дальше? Что ты считаешь правильным и почему?
Замолчав на полуслове, Диана словно зависает над тем самым обрывом, которым еще мгновение назад пугала Риту. Это какое-то словесное айкидо, где сила твоего убеждения оборачивается против тебя же.