«Только Изотовой воздал по заслугам! – стебется над сплетнями с места утренних событий внутренний голос. Говорят, славная вышла побудка для всего Золотаревского семейства, и Катя лихо скакала через огородные заборы, пытаясь скрыться от праведного гнева законного мужа».
«Пусть он и пропал, укатив на заработки, но это не дает ей права шляться с еще не разведенным даже мужиком!» – гласит житейское большинство.
Ольга делает музыку чуть громче, отвлекается от городочной хроники, на мысли о предстоящем собрании, планах, в которых все еще очень зыбко и условно.
«Если эта сумасшедшая Рита решится окончательно, то послезавтра я заберу ее из Городка».
Мишкина машина упорно маячит в зеркале заднего вида. Прицепился намертво. Ближе подойти или обогнать мощи не хватит, так и будет болтаться теперь позади, словно подтяжками за нее зацепился, как в старинном анекдоте…
«А если Рита передумает?» – рождается иная предательская мыслишка.
Признаться себе, что не хочет терять Риту, терять связь с ней – для Ольги дорогого стоит! Пусть даже такая полуделовая, полудружеская связь. Где вместе быть невозможно сладко, порознь – адски невыносимо.
«Без нее происходящая жизнь теряет вкус, становится невыразительной и пресной, как вата. С ней же обрушивается ниагарой эмоций, чувств, запахов, всем и одновременно».
«Странно».
Ольга шарит в памяти в поисках соответствия, но внутренний гугл упорно возвращает к исходной странице – их история с Ритой вобрала в себя весь накопленный опыт отношений от первобытных «ты мне нравишься?! Ни фига себе!» до томно-страстных и очень взрослых ощущений, цепляя по пути извилистой тропкой интерес, любопытство, нежность, ревность и миллион иных оттенков/проявлений.
«Что такое любовь? Я не знаю, – честно признается себе Кампински. – Каждый раз я думала, что это именно она. Затем перестала заморачиваться, оставив забавное определение "настоящая любовь как привидение – все о ней говорят, но никто ни разу не видел". И вот теперь эта странная история, начавшаяся внезапно и вдруг без вступлений и предисловий. Почти как тот секс в перелете до Нью-Йорка с красоткой, говорившей понятно только на языке тела и глаз».
Из призрачного отражения в лобовом стекле Ольге фривольно улыбается прошлое.
«Но если там все закончилось так же стремительно и даже имени не осталось, то с Ритой получило внезапное продолжение. Мы сразу стали практически жить вместе. Во всяком случае, в перерывах между расчетами проекта мне так и казалось. Я не замечала моментов ее отсутствия – она постоянно была со мной, и мне было очень тепло с ней», – теперь к призрачному отражению добавляется тона грусти.
Обычно старые интрижки бледнеют и отступают с приходом/появлением новых. В случае с Ритой опять полный облом – во всех последующих Ольга подсознательно ищет ее и не находит (неудивительно, что после Риты никто еще не задержался дольше, чем на сутки).
– Они другие, – вслух произносит Кампински, – они не те. Но вопрос в том, что же мне, нам, делать теперь?
Пытаясь разобраться в собственных чувствах к Рите, Ольга давно забыла о ее еще законном супруге, болтающемся где-то позади на пустынной междугородной трассе, и даже удивилась, заметив в зеркале предупреждающее мигание фар.
Сделав вид, что не поняла Мишкиных намеков, Ольга пролетает на скорости придорожный мотель с заправкой и кафе.
– Дорогая, иди к черту! – бурчит себе под нос, заслышав вызов сотового. Если судить с точки зрения/иерархии нашего патриархальнейшего общества, Мишка ведет себя сейчас как баба в истерике. Звонит, мигает фарами, дергается догнать/обогнать.
Переключив на громкую связь, Ольга сдается:
– Чего тебе?
В эфире Золотарева слышен шум, отдаленно напоминающий музыку – нечто среднее между линкин парком, металликой и натужным ревом дизельного двигателя.
– На той заправке, следующей, стой, – отрывисто доносятся Мишкины слова/команды.
– И не подумаю, – пожимает плечами Кампински.
– Я тебя в зад сейчас долбану! – успевает крикнуть Миха и даже слегка сократить расстояние, прежде чем Ольга прервет соединение.
Показав бывшему другу фак, Кампински отрывается, мысленно признает, что такая скорость здесь «не есть хорошо», но и с Золотаревым беседовать посреди трассы на отстраненные или определенные темы никак не входит в ее планы. То, что он не в адеквате, читается по всем невербальным признакам. Участвовать в его безумии ей сейчас неинтересно.
Золотареву ничего не остается, как лететь следом, ожидая подходящего момента.
До Москвы остается меньше половины пути.
Свесив ноги с кровати, Нина Андреевна потягивается, зевает и поднимается, стараясь попасть ногами в тапочки с первого раза – примета такая, значит, день удачный будет, и задуманное дело обязательно выгорит.
Левый тапок перекосился, пришлось нагибаться, поправлять его руками.
«Это Ритка, – вздыхает женщина, – будь она неладна», – встает на ноги, поправляет ночнушку, накидывает халат поверх и идет в туалет. Позади в кровати досматривает свои сны ее первый и единственный мужчина. Постаревший, давно уже не страстный, но привычный, родной и даже любимый.