Архив Долки

— Тихой сапой, разумеется, — согласился Мик, вспомнив про «Тонизирующее вино Хёрли».

Разговор сделался бессвязным, с уклоном к угасанию. Говорить было попросту не о чем.

— Какая жалость, — наконец подал голос Мик, — что большинству из нас не достает денег уехать да жить за рубежом. Наш человек, похоже, в чужедальнем климате процветает. Вероятно, причина и в том, что страна эта слишком сырая.

— Здесь слишком много прохвостов и ханжей, — сказал Крабб.

— Нам нравится считать, — сказал доктор Крюитт, — что ирландцы — главные строители современных Соединенных Штатов. Думаю, за нерушимую систему преступности и греха в Америке на самом деле отвечают ирландцы и итальянцы, и те, и другие — безукоризненные римско-католические расы.

В глубине души доктор Крюитт был истинным мизантропом.

— Я бы скорее предположил континентальную Европу, — пояснил Мик, — и, конечно, Британию. Шоу сгнил бы, останься он здесь. И гляньте на Стэнфорда, Джона Филда, Тома Мура, Хью Лейна и даже Балфа^{85}. Вдумайтесь в чудесную репутацию, заработанную покойным Джеймзом Джойсом, который бoльшую часть жизни провел бедным изгнанником, несчастным беженцем, учителем в школах по всей Европе.

Доктор Крюитт резко поставил стакан.

— В каком смысле «покойный Джеймз Джойс»? Вы серьезно?

— Серьезно?

— Да.

— Конечно, я серьезно.

— Я думал, все знают, что смерть Джойса — все эти сообщения в зарубежных газетах, в сутолоке войны — сплошь побрехушки^{86}.

— Вы хотите сказать, Джойс еще жив?

— Определенно да.

— Тогда почему же он не опротестовал сообщения? Подобные безосновательные заявки — подсудное дело.

— Потому что сам эту байку пустил.

Мик умолк. Доктор говорил серьезно, и, в любом случае, откровенная фривольность — за пределами его цинической натуры.

— Мне в это очень трудно поверить, — проговорил наконец Мик.

— Все, что я читал у Джойса, — сказал Крабб, — представлялось мне очень утонченным и поэтичным. Его «Портрет художника», например. С таким человеком я бы уж точно желал познакомиться. Доктор Крюитт, если он все еще жив, где же он?

Доктор Крюитт произвел смутное движение головою.

— Истории целиком я никогда не слышал, — сказал он. — Был какой-то скандал, кажется. Армейский, амурный или же аморальный — не ведаю. Из Франции его выслали немцы, это уж точно, и, очевидно, на восток ему подаваться было некуда. Мог поначалу отправиться в Испанию или же в Англию — при содействии французского Сопротивления. Так или иначе, он через полгода после своей якобы смерти оказался в Англии, под другим именем.

— Пусть и так, но это же довольно давно было. Откуда вам известно, что он еще жив?

— Я знаю человека, который с ним разговаривал всего несколько месяцев назад. Вести о его подлинной смерти нынче ни исказить было б, ни замолчать.

Мик от сказанного премного взбудоражился, а доктор Крюитт добавил:

— Но какая разница? Это его личное дело, и он в любом случае больше не пишет.

— Да, но где же он?

— Может, в Соединенных Штатах? — спросил Крабб. — Там с ним точно обходились бы хорошо, вероятно, дали бы кафедру в каком-нибудь университете.

— Нет, он не в Штатах, — ответил доктор. — То, что он все еще жив, вряд ли тайна, однако… скажем так… его действительное местонахождение — дело конфиденциальное. Считаю, что известный публичный человек имеет право на частную жизнь, если сам того желает, в особенности если у него есть веская причина эту частную жизнь вести.

Подобная напыщенная манера вещания раздосадовала Мика. Вполне возможно, цель доктора — подразнить. Если Джойс покинул континентальную Европу и не отправился в Америку, он точно в Британии, Ирландии или на острове Мэн. Континенты Азии и Африки для такого человека оказались бы немыслимой средой обитания. А остров Мэн слишком мал, чтобы искать на нем укрытия и анонимности. Казалось вполне ясным, что доктор Крюитт знает место прибежища и, вероятно, тешит чувство собственной важности, упорствуя в своей непреклонности. «Конфиденциальное дело», значит? Мальчишество да и только если говорить о докторе. Все понимали, что его жеманные отговорки никогда не мешали ему лезть в личные дела других людей. Мик счел прямое нападение самым подходящим образом действий.

— Ну-ну, доктор Крюитт, — сказал он как можно суровее, — мне не кажется, что разумно утаивать какие бы то ни было сведения о Джойсе от таких, как я. Вам известно, что я высоко ценю этого человека и поучаствовал бы в его благополучии любыми возможными способами. Более того, знай я, где он живет — или скрывается, если угодно, — я бы совершенно уважил его желание оставаться в неизвестности и скрытности. Я бы последним на белом свете предал эти сведения общественной огласке.

Доктор выдал себя малозаметной гримасой, которую стремительно скрыл, глотнув из стакана.

— Дружище, — сказал он, — вы прекрасно знаете, что тут дело не в моем к вам недоверии. Я всего лишь имел в виду, что любые сведения, которые я получил, мне выдали «под розой»^{87}, строго конфиденциально. Понимаете? Ах, позже поговорим об этом еще.

— Превосходно, — кратко отозвался Мик. — Как пожелаете.