Архив Долки

— Что ж, от начала времен банковское дело всегда было связано с рисками. Это все, что я имею сказать. Конечно, есть и у наших возможностей определенные ограничения. Физический размер предмета хранения, например, обязан соответствовать некоторым пределам и не создавать неудобств — у него не должно быть скверного запаха, допустим. Если вам полюбился какой-нибудь старый паровоз и вы его приобрели, боюсь, его мы на хранение принять не сможем. Но в пределах разумного — что угодно.

— Что ж, мистер Хеффернэн, вы меня удивили и порадовали.

Они послали курьера внести бочонок. В нем содержатся кое-какие мелкие предметы, произведенные ближайшим родственником в связи с его электрическими исследованиями: он врач с частной практикой, и у него мало места для хранения. Сами по себе предметы — мелочевка, вес — преимущественно самого бочонка. Вся эта штука ничего вредоносного не излучает, гарантированно.

Мику собственные россказни показались жалкими, однако мистера Хеффернэна вполне удовлетворили. Подписав кое-какие бумаги, банк принял сокровища Де Селби, а их временный хранитель вновь выбрался на улицу. И вскоре уже созерцал стакан прохладной воды «Виши». Чудесно, как дельцы, знающие свое дело, умеют гладко делать дела.

Мик чувствовал себя не праздным, а не занятым. Чем ему увлечь себя до вторника, когда состоится его вторая встреча с Джеймзом Джойсом в Скерриз?

Чтобы осмыслить это глубже и полнее, он заказал второй напиток, хотя искренне недоволен был даже и с невинным питием в столь ранний час, когда, можно сказать, утро еще толком не началось. Однако заботы его тяжки, и он словно бы принял на себя образ кабинетного министра. Что значит — «кабинетного»? Премьер-министра, точнее было б сказать. Политика в некоторых ключевых отношениях была его личной задачей: он принимал — и уже принял — важнейшие решения. Его намерение удалиться от мира лично, до конца своих дней, было, вероятно, самым важным — но лишь в отношении его самого и его бессмертной души; последние же дела с Банком Ирландии касались всего рода людского, ныне и присно. А что ж Де Селби? Убить его было б непоправимо грешно, однако на ум Мику пришел срединный и менее лютый промысел, кой, несомненно, выдавал в нем академичность сознания. Он потратит незанятые выходные на точную и сдержанную запись фактов, касающихся Де Селби, его химической работы и дьявольских замыслов, а также предпринятых действий, вплоть до сегодняшнего утра. И этот документ он вручит аббату траппистского дома, в котором окажется, тем самым передавая уму постарше и помудрее решение о личном будущем Де Селби, а также о судьбе адского имущества, кое, несомненно, громоздилось в мастерской «Шур-мура».

И вот еще что: сообщить Мэри, что у него, так сказать, нет нужды в ее пригляде. Письмо — немыслимо и трусливо, да и желательно подчеркнуть, что именно строгий, закрытый орден — а не другая женщина — подтолкнул его столь резко передумать. В понедельник или вторник он попросит ее встретиться с ним вечером в гостинице «Рапс». Это место приятно удалено для бурной сцены, если таковой суждено случиться, а также всегда возможно, что там окажется Хэкетт.

К тому времени его второе расследование Джойса завершится, и, вероятно, возникнет решение, что делать с этим странным человеком — и делать ли что-нибудь вообще. Разобраться и с ним, и с Мэри и Хэкеттом заодно — грандиозная программа на один вечер.

Глава 18

В поезде на Скерриз во вторник вечером настроение его было мирным — успокоенным даже, справедливее будет сказать. Quesque faber fortunae suae, как гласит избитая цитата: всяк кузнец своей кутерьмы^{119}. И все же он не считал, что подобный взгляд действен. Мик осознавал вездесущую двусмысленность: иногда, казалось, он диктовал события с божественной на то властью, а временами видел себя игрушкой неумолимых сил. В этой поездке в частности он чуял, что надо ждать проявлений Джойса и принимать его как есть. Джойс уже распалил Мику любопытство, сказав, что работает над книгой — безымянной, без единого намека на содержание. Кто знает, он мог бы оказаться самозванцем — или же исключительным примером физического сходства. Однако внешность его была подлинной, и он явно пожил на континенте. В самом деле, нельзя было считать его одной из задач Мика — скорее, интересным отвлечением для человека, теперь уж поднаторевшего вмешиваться в чужие дела. Мик очень кстати не оставил ни своего личного, ни делового адреса, и нельзя сказать, будто Джойс знал о нем что бы то ни было порочащее.