Читаем Архив Долки полностью

— Только если второстепенно значимой. Он был очень откровенен и мало что добавил к знанию, которое о нем и так уже есть, он его лишь подтвердил. Я сказал, что его канонизация всего через два года после его смерти была поспешной и самонадеянной. Он мне в лоб ответил, что эти жалобы следует адресовать Григорию IX{60}.

— Правда ли, что он проповедовал птицам и все остальное в том же духе?

— Вероятно, не дословно, однако по-человечески он был трепетнейшим и добрейшим ко всем живым существам и видел в них одно лишь творенье Господне. Возможно, грешен был некоторым креном в пантеизм.

— Да. Я о нем знаю мало, если не считать того, что он с птицами часто мелькает на календарях под Рождество.

— О, этот был подлинником, не то что прохиндей Августин. У Франциска никакой спеси. И стигматы распятого у него после сорокадневного поста на горе и впрямь появились. Но бедняга очень их стеснялся… — Де Селби задушевно хихикнул. — Казалось, краснеет при одном упоминании об этом, словно я похвалил школьника за победу в забеге на сто ярдов.

За разговором они перешли с темы этих двух священных бесед к общему обзору чудовищного плана Де Селби — мировой катастрофе. Мик спросил его, не считает ли он известный нам мир обычных людей, озаренный и пронизанный насквозь магией сверхъестественного, к коему Де Селби имел доступ, слишком чарующим и чудесным согласованным твореньем, чтоб его уничтожать, целиком и полностью? Де Селби при этих словах посуровел. Нет, речь идет только о земном шаре, и задуманное уничтожение — предписанный рок, ужасный, но неотвратимый, долг перед Богом самого Де Селби лично. Весь мир испорчен, человеческое общество — неисправимая мерзость. Бог основал свою собственную истинную Церковь, но благожелательно взирает и на культы даже капризных демонов, если те внутренне благие. Христианство — религия Господня, а иудаизм, буддизм, индуизм и ислам — сносные проявления Бога; Ветхий и Новый Заветы, Веды, Коран и Авеста — священные документы, но по сути каждая из этих организованных религий уже в распаде и усыхании. Всесильный привел Де Селби к веществу ДСП, чтобы Высшая истина могла быть окончательно и необратимо защищена от всех нынешних Церквей.

— По сути, — уточнил Мик, — это второе божественное провидение по спасению человечества?

— Можно и так это назвать.

— Спасение путем полного уничтожения?

— Другого способа нет. Всех призовут домой и станут судить.

Стремления продолжать этот разговор Мик не ощутил. Хоть и несколько защищенный мягкими парами хозяйского виски, ум его тошнотворно заволакивало от скромных заявлений Де Селби о том, что он — ибо таковым оно и было, ни больше ни меньше, — новый мессия. Мик подумал: что за богохульная чепуха! И все же… ДСП действительно существовал. Мик знал об этом — и Хэкетт знал. Черт-те что!

Он вспомнил о деле, которое привело его сюда, и внезапно вовсе перестал стесняться или мешкать, упоминая отца Гравея: более того, от воспоминаний о добром священнике ему полегчало, и он вполне радостно принял еще одну порцию напитка, пусть и маленькую.

— Мистер Де Селби, — сказал он, — не подумайте, что я пытаюсь запорошить вас пошлой лестью, но я искренне считаю ваши замечания по сравнительному религиоведению, теократии и запредельным непостижимостям физической смерти и вечности поразительными.

— Эсхатология всегда привлекала умы людей, применяющих рассудок.

— Так вот, к слову о Церквях: у меня есть старинный друг, отец Гравей…

— Отец Гравей? Вот это имя! Я знаю отца Камна, цистерцианца{61}.

— Полегче, господин Де Селби. Отец Гравей — иезуит.

— A, ignatius elenchi!{62} Экий у вас славный друг, Майкл.

— Он на самом деле умнейший человек. Он мог бы с вами поспорить, точно говорю. Он о философии и церковной истории знает все.

— Не сомневаюсь, ибо иезуиты прекрасно устроенные ребята в своем деле — или, по крайней мере, сами так думают.

— Не досадит ли вам, если я приведу его с собой как-нибудь вечером в будущем месяце? Он составит прекрасную компанию, это я вам обещаю.

Де Селби от души и утробно рассмеялся, а затем разбавил напитки чуточкой воды.

— Конечно, приводите, — улыбнулся он. — Образованная компания — единственная вещь, которой я со всей очевидностью в этом доме не располагаю, хотя уединение, увы, бóльшую часть времени необходимо мне для работы. Вы это понимаете, я уверен. Сие не означает, что я должен жить в одиночном заключении. Однако скажите мне вот что, Майкл.

— Да-да. Что именно?

— Его достопочтенная персона склонна к стакану доброго виски или же предпочитает красное вино?

Превосходный вопрос в о человеке, которого он ни разу в жизни не видел.

— Я… не уверен. Наши встречи всегда проходили на нейтральной почве.

— Выбросьте из головы. Тут вина хоть залейся, пусть и не домашнего.

Вот так обо всем и уговорились. Но руку Де Селби Мик пожал в дверях на прощанье не менее чем через час. Разговор их внезапно занесло в местную политику, и тут в кои-то веки была территория, где Де Селби не был в себе уверен и временами терялся, зато Мик давно поднаторел.

Глава 9

Перейти на страницу:

Все книги серии Скрытое золото XX века

Горшок золота
Горшок золота

Джеймз Стивенз (1880–1950) – ирландский прозаик, поэт и радиоведущий Би-би-си, классик ирландской литературы ХХ века, знаток и популяризатор средневековой ирландской языковой традиции. Этот деятельный участник Ирландского возрождения подарил нам пять романов, три авторских сборника сказаний, россыпь малой прозы и невероятно разнообразной поэзии. Стивенз – яркая запоминающаяся звезда в созвездии ирландского модернизма и иронической традиции с сильным ирландским колоритом. В 2018 году в проекте «Скрытое золото ХХ века» вышел его сборник «Ирландские чудные сказания» (1920), он сразу полюбился читателям – и тем, кто хорошо ориентируется в ирландской литературной вселенной, и тем, кто благодаря этому сборнику только начал с ней знакомиться. В 2019-м мы решили подарить нашей аудитории самую знаменитую работу Стивенза – роман, ставший визитной карточкой писателя и навсегда создавший ему репутацию в мире западной словесности.

Джеймз Стивенз , Джеймс Стивенс

Зарубежная классическая проза / Прочее / Зарубежная классика
Шенна
Шенна

Пядар О'Лери (1839–1920) – католический священник, переводчик, патриарх ирландского литературного модернизма и вообще один из родоначальников современной прозы на ирландском языке. Сказочный роман «Шенна» – история об ирландском Фаусте из простого народа – стал первым произведением большой формы на живом разговорном ирландском языке, это настоящий литературный памятник. Перед вами 120-с-лишним-летний казуистический роман идей о кармическом воздаянии в авраамическом мире с его манихейской дихотомией и строгой биполярностью. Но читается он далеко не как роман нравоучительный, а скорее как нравоописательный. «Шенна» – в первую очередь комедия манер, а уже потом литературная сказка с неожиданными монтажными склейками повествования, вложенными сюжетами и прочими подарками протомодернизма.

Пядар О'Лери

Зарубежная классическая проза
Мертвый отец
Мертвый отец

Доналд Бартелми (1931-1989) — американский писатель, один из столпов литературного постмодернизма XX века, мастер малой прозы. Автор 4 романов, около 20 сборников рассказов, очерков, пародий. Лауреат десятка престижных литературных премий, его романы — целые этапы американской литературы. «Мертвый отец» (1975) — как раз такой легендарный роман, о странствии смутно определяемой сущности, символа отцовства, которую на тросах волокут за собой через страну венедов некие его дети, к некой цели, которая становится ясна лишь в самом конце. Ткань повествования — сплошные анекдоты, истории, диалоги и аллегории, юмор и словесная игра. Это один из влиятельнейших романов американского абсурда, могучая метафора отношений между родителями и детьми, богами и людьми: здесь что угодно значит много чего. Книга осчастливит и любителей городить символические огороды, и поклонников затейливого ядовитого юмора, и фанатов Беккета, Ионеско и пр.

Дональд Бартельми

Классическая проза

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза