Архив еврейской истории. Том 12

Прощаясь с ВИНЕРОМ, я лишний раз извинился за то, что разбудил его, и поинтересовался, почему он так поздно спит. Он грустно вздохнул и сказал, что засыпает только на рассвете и что он страдает от бессонницы и – что ему вообще трудно, так как он должен заменить ребенку своему отца и мать. Я почувствовал, что человек этот очень тяготится своим одиночеством. Он попросил обязательно зайти к нему еще раз. Я воспользовался его гостеприимством и 5/IV вторично навестил его.

Опять пришел к нему в 12 ч[асов], опять разбудил, опять завтракал с ним, – и опять 3-х часовой разговор…

На этот раз я принес ему в подарок одну мою книжку, с надписью. Он пожал мне руку и, кстати, вспомнил, что он на днях получил от меня письмо с хорошим отзывом о его «Колев АШКЕНАЗИ». Он сказал мне, что письмо это его тронуло, потому что «в последнее время его хорошим словом редко кто балует, и что по моему письму видно, что не перевелись еще честные люди в писательской среде»…

На этот раз разговор шел исключительно на тему о взаимоотношениях между писателями. Я рассказывал ему о киевских писателях и их работе; а он в свою очередь говорил о московских. Все-таки я старался меньше говорить, а больше слушать его… Вот его мнение о некоторых писателях:

О ФЕФЕРЕ[232]: Не плохой поэт, но очень много вреда приносит евр [ейской] литературе своим политиканством, отравляет атмосферу насаждением лести, подхалимства и групповщины.

О РЕЗНИКЕ[233]: Самый интересный евр [ейский] поэт. Сугубо советский человек. Несмотря на то, что РЕЗНИК был в Бунде («без году неделя»…) он все-таки более советский, чем ПОЛЯНКЕР, который теперь заворачивает всеми делами еврейской литературы, благодаря ФЕФЕРУ[234].

В таком же восторженном тоне ВИНЕР говорит и о ВОЛКЕНШТЕЙНЕ[235], и о Нистере-КАГАНОВИЧЕ (Харьков)[236]. Он просит меня обязательно передать этим писателям сердечнейший привет.

(Тут, кстати, надо заметить, что РЕЗНИК и ВОЛКЕНШТЕЙН являются «соратниками» ВИНЕРА по организации «Бой»; а НИСТЕР – самый ближайший к ним человек, основоположник еврейского реакционного символизма.)

Просил он меня также передать киевскому евр [ейскому] критику ДУБИЛЕТУ (бывш[ий] сионист)[237], что он негодяй, чтоб он больше не крал у него, у ВИНЕРА, статей и не выдавал их за свои…

Этот, последний, «привет» (ДУБИЛЕТУ) я по приезде в Киев не передал; зато я сразу же по приезде передал привет РЕЗНИКУ… Был при этом А. КАГАН[238]. РЕЗНИК очень обрадовался привету и сказал, что ВИНЕРА вообще исключили из партии по вздорным причинам, и сказал в шутку, что одной из этих причин было то, что ВИНЕР не сказал в парткоме, что его бывшего тестя Н. ЛУРЬЕ арестуют в июне…[239]

О московских евр [ейских] писателях ВИНЕР сказал приблизительно следующие:

«Против меня работает здесь, скажу прямо, “трест”, состоящий из поэта ФИНИНБЕРГА, критика ОЙСЛЕНДЕРА и поэтессы МИРРЫ ХЕНКЕН (жена ОЙСЛЕНДЕРА)[240]. Они выступают против меня и сыплют градом клеветнических заявлений на меня».

Причины к этому, по словам ВИНЕРА, таковы: Он, ВИНЕР, на одном собрании писателей дал не особенно высокую оценку творчеству ФИНИНБЕРГА за последние годы. Он же, ВИНЕР, выступил на одном собрании против Ойслендера за то, что последний не пишет о советской литературе. Он же, ВИНЕР, плохо отозвался о книжке стихов Мирры ХЕНКИН, которую (книжку) издательство ему дало на рецензию[241].

О БЕРГЕЛЬСОНЕ[242] Винер сказал, что он, конечно, хороший писатель, но в то же время не принципиальный человек; что он по личным выгодам очень легко меняет свои мнения о писателях…

Как о своих защитниках перед партией и как о самых лучших людях Винер говорит о московских еврейских писателях – коммунистах И. РИВЕС и Б. ОРШАНСКОМ[243]. Они голосовали против исключения его из партии.

Расстались мы с ВИНЕРОМ очень тепло. Я лишний раз благодарил за консультации и гостеприимство, обещал прислать ему мои книги и вообще меняться творческим опытом, а также предложил ему, если он случайно будет в Киеве, заехать прямо ко мне.

В из[дательст]ве «Дер Эмее» я увиделся с некоторыми писателями (ОЛЕВСКИЙ, КАЗАКЕВИЧ, ГОРДОН, ОЙСЛЕНДЕР)[244]. Говорил с ними мало, потому что они были заняты сдачей своих рукописей. Но с ОЙСЛЕНДЕРОМ я условился встретиться у него на дому.

К сожалению, я заболел и эта встреча не состоялась. Обещал также написать ему письмо и прислать свои книги.

6. IV я был у Б. М. ОРШАНСКОГО. Кратенький отчет моего разговора с ним при сем прилагается[245].

ВЕРНО: ЗАМЕСТИТЕЛЬ] НАЧ[АЧАЛЬНИКА] 4 ОТДЕЛЕНИЯ 2 ОТДЕЛА МЛ[АДШИЙ] ЛЕЙТЕНАНТ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ

(ПРОХОРЕНКО).

[Машинописное примечание]: Агент направлялся в рейд в Москву по специальному заданию II Отдела ГУГБ [и рукописное примечание к нему]: «И весьма неудачно. А. Кобулов».

ГДА СБУ Ф. 65. Оп. 1. Спр. 6974. Т. 4. Ч. II. Арк. 238–246.

Оригинал. Машинопись (1-я страница на бланке).

Рукописное примечание – автограф.

2.

[IV отдел НКВД УССР] Четвертое [отделение]

[СТРОГО СЕКРЕТНО]

[Агентурное донесение]

Источник: «Кант»

[Принял: ] 17 апреля [193]9 [года].